Юрий Галинский - За землю отчую.
Хитрый замысел Гордея*, поддержанный Федором, пришелся ватажникам по душе, ими уже овладел боевой запал, и все обошлось без споров и пререканий.
С мнением Федора лесовики считались. После стычки в монастыре они перестали чуждаться бывшего порубежника. Еще больше сблизили их поход по Тарусчине и схватка с крымцами, в которой он своей храбростью помог ватаге отбиться от врагов. И теперь уже большинство лесовиков не сомневалось, что «деточка», как называли они между собой Федора, стал своим.
Разделившись, ватага двинулась в обход деревни, а Клена и Рудак поползли к кустам возле заваленной хворостом избы. Федор и его люди не пробежали еще и половины дороги к месту засады, как до них донеслись истошные вопли и крики. Лесовики остановились, сквозь листву деревьев и кустов увидели стелющийся над полем и деревней густой дым.
Федор, не оглядываясь, махнул рукой своим. Ринулся к опушке через кусты, следом остальные. Это было рискованно, но он решил напрямую пересечь нескошенное поле. Едва успел выскочить на обочину леса, как сзади послышался тревожный окрик:
Острожник, погоди!
Федор недовольно обернулся. К нему подбежал швец. От волнения глаза его и вовсе окосели, задыхаясь, он прохрипел:
Глянь-ка! Беда, должно, с Рудаком и Клепой — все избы горят!
Федор бросил беспокойный взгляд в ту сторону, куда показывал Митрошка,— над полем и деревней повисли клубы бурого дыма, красные языки рвались из суслонов и построек, костром пылала обложенная хворостом изба.
«Сгорят детишки! Что ж делать?» — замер на миг в нерешительности сквирчанин.
Возле изб но видать ни лесовиков, ни татар. А в поле окруженные ордынцами крестьяне словно обезумели. Их кололи саблями, хлестали плетьми, но пленники, связанные попарно для угона, сбившись в кучу, несмотря на удары мучителей, рвались к деревне.
Дяденьки, чего же мы стоим? Цельный год строились — и все сгорит! — с мольбой закричал Сенька.
Нишкни, паря! — отмахнулся от отрока Федор и, повернувшись к Ивашке-кашевару, наказал: — Беги, Ивашко, к деревне, погляди, что там учинилось!
Ватажник бросился в лес, а Федор, кликнув остальных, понесся через поле к татарскому табуну.
Тем временем группа лесовиков во главе с атаманом успела обойти деревню с другого конца. Укрывшись в зарослях орешника, ватага засела на опушке леса. Отсюда до пленников было не более ста саженей. Перед лесовиками предстала та же картина, которую видели Федор, Ивашко- кашевар и другие с противоположной стороны. Вопили бабы, кричали мужики, люди рвались к деревне, где в огне гибли их дети... Гордей не отрывал взгляда от поля — там несколько ордынцев поджигали рожь и овес. Атаман выжидал, пока татары приблизятся к ним. Другая группа ордынцев следила, чтобы не разбежалось напуганное пожаром крестьянское стадо, и присматривала за табуном. Привычные к огню и дыму татарские лошади спокойно паслись в нескошенной ржи. Лишь натыкаясь друг на друга, зло скалили зубы, но сторожа-шуракальцы громкими криками разгоняли их. Кое-кто уже готовился к уходу: приторачивали к седлам вьюки с награбленными пожитками, поправляли сбрую и кожаные доспехи на лошадях.
Поджигая скирду за скирдой, татары приближались к месту засады. Вот они уже на расстоянии перестрела [15], подошли еще ближе. Уже хорошо видны их бесстрастные смуглые лица, тяжелая неторопливая поступь...
Оглушительный свист рванулся в задымленное небо, пронзительным эхом отдался в лесу. Станичники разом выступили из-за кустов, натянули тугие тетивы. Стрелы, с визгом рассекая воздух, сверкнули разноцветным оперением.
Битва началась...
ГЛАВА 5
Едва Клепа и Рудак засели в кустах, как между ними началась ссора.
И чего нам в омут лезть? Чай, не острожники и не люди Князевы мы...-— бросив хмурый взгляд на рыжего, ворчливо протянул Рудак.
Сродники мои там, быть может,— буркнул в ответ Клепа.
И никакие они тебе не сродники, то все паренек выгадал. А ежели и впрямь сродники, то мне корысть какая?
Рыжий промолчал. Проверил лук и стрелы, оборвал с кустов листья, что могли помешать стрельбе.
Дряблолицый покосился на него и умолк.
Со стороны деревни слышался татарский говор, между избами мелькали ордынцы с факелами в руках. На солнце огонь был невидим, но едва факелы касались крыш, как высохший дерн начинал дымиться и вспыхивал синеватым пламенем. Двое татар приблизились к заваленной хворостом избе. Клепа поднял лук. Рудак, шепотом чертыхаясь, возился с тетивой. Вот ордынцы уже совсем рядом с кустом, где засели лесовики. Клепа рывком натянул тетиву, прицелился... И вдруг что-то тяжелое ударило его сзади по голове. Руки рыжего медленно разжались, соскочив- тая с тетивы стрела упала рядом с луком. Татарин, услыхав шум, подозрительно оглянулся. От страха Рудак задрожал, словно в лихорадке, сцепил зубы, боясь перевести дух. Пока ордынцы поджигали избу, напуганным зайцем таился в кустах. Когда же они удалились, бросился со всех ног прочь.
Выбежав из леса, Ивашко-кашевар подбежал к горящей избе. В зелени кустов скорее угадал, чем увидел, распростертое тело, метнулся туда. В орешнике ничком лежал Клепа, голова и рубище в крови, рядом лук и стрела. Ивашко склонился над товарищем. Убедившись, что рыжий жив, оторвал подол своей синей косоворотки, перевязал ему голову. Клепа застонал, открыл глаза. Узнал кашевара, с трудом прошептал:
— Спасай избу, там детишки...
Где Рудак? — тихо спросил станичник.
Лицо рыжего исказилось, он вздохнул, но не ответил. Ивашко прыжками понесся к пылающей избе.
Поначалу он попытался ослопом разбросить горящий хворост, чтобы пробиться к двери. Но вскоре убедился, что это долго, бросил зипун и, понатужившись, разорвал его пополам; обмотал руки и снова бросился к избе. Жар опалил бороду, но лесовик, расшвыривая пылающий сухостой, как одержимый, рвался в огонь. Вот-вот рухнут стропила — и тогда...
Наконец Ивашке удалось расчистить проход; на нем горела одежда, по обожженным щекам катились слезы. Попробовал открыть дверь, но она не поддавалась, отбросить же хворост не мог — обгорели, покрылись волдырями руки. Налег плечом — ничего... А из дома доносились ребячьи крики и плач. Тогда, собрав последние силы, Ивашко разбежался и ударом ноги все-таки вышиб дверь. Задыхаясь от жары и дыма, прохрипел:
Выходь!..
И рухнул у порога.
Сначала из дома никто не появлялся. Но вот наружу высунулась испуганная детская мордочка, за ней другая...
Деда, деда! — закричала девочка лет шести.-— Тут дяденька горит!,. Бежим скорее! — схватила она за руку брата.
