Валерий Большаков - Консул
Привал сделали у горячих источников, где преторианцы вдоволь намылись и напарились, а потом любовались, как полуголая Тзана стирает одежду…
А утром Гермай Чёрный вывел караван к перевалу, где под ветром гнулись мачты с хвостами яков и громоздилась продолговатая куча камней, обложенная кусками гранита. Купец торжественно возложил еще один камень, и начал спуск, следуя к Каменной башне, кушанской крепости, оберегающей владения царя Канишки на пути через Куньлунь.
Серпантин тропы вился по необъятному склону, порою расширяясь до нескольких шагов поперечнике. Сергия более всего поражало, что караван спускался по бесконечному цельному камню – серому и ребристому. Наверное, с вершин гор и он сам, и его спутники казались цепочкой муравьишек, затерявшихся на гигантской глыбе. Воистину, в горах иная шкала масштабов, иные понятия о том, что велико, а что мало…
Спуск длился и длился, и суровые твердыни гор незаметно занимали свои места – рядом с небесами.
Появились первые луга, посреди зелени словно глаза открылись – два озерка. В них плавала пропасть мелких рачков – чудилось, что это красные ленты переплетаются, вытягиваются, вьются петлями. Здесь Гермай запасся водой, ключевой, холодной. Каменистые отвалы у родника поросли травой сумбулой – точно пряди девичьих волос распушило. Коротенькая передышка на перепаде высот – и снова вниз.
Лобанов до того вошел в ритм, что почувствовал легкую неуверенность, когда конь одолел последние метры крутизны и зашагал по широкой долине.
– Хвала Шиве и Михре! – воскликнул Гермай. – Провели мимо нас камнепады, ни одного коня не отдали рекам и горам. Да будут благословенны священные!
Эдик подъехал к Го Шу, и поинтересовался:
– А Поднебесная скоро?
– Ах, как долог путь, драгоценный Эдик, – вздохнул даос. – Когда-то, говорят, уже и эти земли принадлежали Сыну Неба, но совсем недавно царь Канишка отвоевал их – и Яркенд, и Кашгар, и дальний Хотан…
Чанба оглядел неприступные откосы гор, и пожал плечами.
– Не понимаю, – признался он, – что тут делить? Сплошной камень!
– Делят то, – вступил в разговор Лю Ху, – что видят наши глаза и где ступают наши кони, – дорогу.
Только здесь можно пройти и на запад, в Кушанию и Парфию, и на юг, в Индию. Кто охраняет этот путь, тот держит в руках всю торговлю.
Так, за разговорами, пролетали часы и мили. И вот показалась Каменная башня – большая крепость, сложенная из гранитных глыб. Ее стены наклонялись внутрь, к ним прилепился храм, а поближе к дороге высилась громадная квадратная башня.
Крепость прочно сидела на возвышенности, а долину перегораживал высокий вал, лишь в одном месте прорезанный неширокими воротами, запираемыми на ночь.
День был в разгаре, а посему тяжелые створки, обитые позеленевшими полосами бронзы, стояли открытыми. Несколько копьеносцев, до пояса скрытые неровной кладкой из каменных глыб, бродили по верхушке вала.
– Гляди! – шепнула Тзана и показала направо. Там, где насыпь подходила к крепости, лежал огромный скелет слона. Бивни, понятное дело, были спилены, а остальные кости белели, как надраенные – стервятники изрядно постарались.
Стражи на валу затрубили в рога, им откликнулись трубачи на башне. Гермай подбоченился и с видом триумфатора въехал на коне в ворота.
За воротами Сергий разглядел просторный двор, этакий загон-отстойник, примыкающий к валу и огороженный с трех прочих сторон. Восточные ворота стояли запертыми. Небось пошлину требовать станут…
Караван свободно поместился во дворе, и западные ворота тоже закрылись. Двое бойцов уложили в кованые ушки солидный брус – граница на замке.
Гермай, кряхтя, слез с коня, подтянул колчан на перевязи и направился к башне, до которой были уложены грубые ступени.
И вдруг началось нечто странное. На вал выбежали человек десять с луками и принялись стрелять караванщиков. Чёрный бросился на землю и проворно отполз за камень. Погонщики закричали, кто-то из них упал, раненый в ногу, кто-то взмахнул руками, уже безразличный к несчастьям и радостям мира – стрела торчала у него из груди.
– Лоб! – заорал Искандер, спрыгивая с коня. – Это парфяне!
Сергий и сам уже заметил не характерные для кушан конические шапки. Впрочем, попадались и тюрбаны.
– Пробиваемся в крепость! – крикнул Лобанов, оглядываясь в поисках Тзаны.
Девушка стояла под прикрытием лошади и хладнокровно выцеливала нападающих. Вот она спустила тетиву – и один из парфян на валу выгнулся дугой, слепо шаря по груди, нащупал оперение стрелы, ухватился за него, но без толку – рана была смертельной.
– Тзана!
– Иду!
Трое философов неслись к башне, сгибаясь в трогательном единстве. По очереди останавливаясь, ханьцы натягивали луки и стреляли по врагу. Погонщики, призванные хриплой бранью Гермая, тоже организовались и вступили в бой.
– Гефестай! Искандер! Прикрывайте!
– Есть!
К эллину с кушаном присоединился сам Чёрный, вооруженный тугим степным луком. Втроем они здорово подчистили вал, а тут и Тзана присоединилась, пуская стрелы от подножия башни.
Лобанов, поняв, что ругань тут не поможет, выхватил меч и понесся ко входу в крепость, вжимая голову в плечи и сдерживая рвущуюся ярость.
Лучники на валу, видя такое дело, кинулись к башне и юркнули в боковой ход. С ревом, поминая Митру и Орланго Веретрагну, за парфянами бросился Гефестай. На карачках взобравшись на вал, кушан перескочил через невысокую ограду и вскоре исчез в полукруглом провале входа. Следом кинулся Искандер.
– Все сюда! – заорал Лобанов, призывая погонщиков.
Тех осталось всего пятеро, но вместе с Гермаем это была сила. Тзана хотела было первой ворваться под низкие своды главного входа, но принцип-кентурион не стал следовать правилам галантности и сунулся в крепость прежде дамы.
Он попал в полутемный коридор, приведший его в тесное помещение, заставленное мощными колоннами, поддерживающими плиты нависшего потолка. Свет сюда попадал сквозь узкие бойницы, но освещать тут было некого. Первый этаж башни был пуст.
Еще один коридор выводил на вал, а с другой стороны, в самом темном месте обнаружились ступени, ведущие наверх. Дверь. За нею свет.
Сжавшись, словно пытаясь стать меньше, Лобанов влетел в дверь, сразу же принял боевую стойку.
Этого от него и ждали. Могучего сложения парфянин со свернутым набок носом мгновенно захлопнул толстенную створку, ржавые навесы которой весили не меньше пуда, и задвинул засов. Полсекунды – и он уже щерился, поигрывая трезубцем ханьской работы. Опасный товарищ…
– Вот и свиделись… – послышалось из угла. Лязгающий голос говорил на латыни, хоть и с заметным акцентом восточного жителя.