Три мушкетера. Д'Артаньян - Кристин Фере-Флери
– Сир, монсеньор ваш брат не ошибается. Вот уже не одну неделю крепость Ля-Рошель укрепляется людьми и оружием.
– Они хотят раскола! – воскликнул второй, гораздо моложе. – Если им не помешать, у нас будет государство в государстве! Нога Англии во Франции!
– Господин граф де Шале, значит, вы хотите, чтобы я объявил войну гугенотам и англичанам? – уточнил король.
– Гугеноты у англичан на посылках, – тут же вмешался Гастон Орлеанский.
– Сен-Бланкар, глава гугенотов, сейчас в Лондоне, его принял лично Бекингем. Зачем английскому военному министру принимать гугенота из Ля-Рошели, если он не готовится к войне? – поддержал граф де Шале.
Услышав имя любимого, королева опустила глаза, что не укрылось от внимательного взгляда ее соседа, человека лет пятидесяти, с горделивой осанкой, в шелковой красной сутане и с крестом, украшенным драгоценными камнями, на груди.
Кардинал де Ришелье. По мнению многих, именно его руки в красных перчатках крепко держали королевство Франции. Друг королевы-матери, Марии Медичи, он третий год занимал пост первого министра, и, как говорили, король прислушивался только к нему. Умный, хитрый, безжалостный, он вдобавок имел собственную гвардию под командованием капитана Жюссака, давнего и открытого врага де Тревиля, капитана королевских мушкетеров. Их соперничество забавляло весь Париж и бесило Ришелье, ведь каждое поражение гвардейцев в схватке с дерзкими мушкетерами вызывало смех над ним самим и наносило ущерб его влиятельности.
Однако Ришелье был терпелив и хитроумен. Он не сомневался: рано или поздно удастся обуздать безудержный молодняк и убрать со своего пути всех, кто осмеливается ему противостоять.
Между придворными вокруг стола полыхал спор.
– Наш долг избавить королевство от еретиков! – воскликнул старец, первым поддержавший Гастона Орлеанского.
– Так значит, вы хотите не войны, а крестового похода? – осведомился король.
– Один Бог! Одна страна! Одна религия! – возбужденно выкрикивал его брат.
Недовольный Людовик опустил на стол кулак, и макет собора покачнулся.
– Довольно, господа! – повысил он голос. – Замолчите! Мне не нужна новая Варфоломеевская ночь!
Гастон Орлеанский опустил голову.
– Колокола собора Сен-Жермен-л’Осеруа будут звонить на этот раз в честь вашего венчания, Гастон, а не в знак дозволения резать гугенотов, как это было 23 августа 1572 года. Вы упомянули Бога, брат мой? Так хочу напомнить: наш отец погиб от руки католика. Советую вам быть осторожнее с излишне набожными друзьями.
– Ваше Величество намекает… – снова заговорил граф де Шале.
– Намекаю? Не вижу нужды. Я король, – оборвал его Людовик.
Граф взглянул на Гастона Орлеанского, как бы спрашивая совета, и затем смиренно приблизился к государю.
– Дворянство мечтает лишь об одном, сир: сражаться за вас. Мы ваши верные друзья и…
Кардинал де Ришелье, не принимавший участия в споре, оборвал молодого человека ледяным тоном:
– У короля нет друзей, у него есть подданные и враги. Пришла пора показать, что мы все его подданные. Не так ли?
Кардинал орлиным взором обвел собрание. Головы склонили все, но не все охотно. Королева безучастно сидела в своем кресле. Граф де Шале, неумело скрывая недовольство тем, что его так грубо оборвали, повернулся к величественной пожилой даме, державшейся в стороне от спорящих. Богато расшитое платье, прямая спина, высоко поднятая голова – королева-мать, Мария Медичи.
– Мадам, – обратился к ней граф, – молю вас…
Но и на этот раз голос молодого графа не был услышан.
– Кардинал де Ришелье прав, – объявила вдова Генриха IV. – Король – помазанник Божий, ему одному решать судьбу нашей веры и нашей Франции.
Людовик ограничился одобрительным кивком головы и подал знак кардиналу следовать за ним. Король и кардинал покинули зал Совета, а Гастон проводил их гневным взглядом.
– Он мнит себя Людовиком Справедливым, но он Людовик Слабак! – выкрикнул принц.
– Вы научились говорить громко, сын мой? – обратилась к нему королева-мать, вперив в него суровый взгляд. – Вам показалось, вы обращаетесь к брату, однако вы говорите с королем. Научитесь молчать, и, возможно, вас услышат.
Войдя в часовню, король обернулся к министру.
– Терпеть не могу подпевалу де Шале. Вы правильно сделали, что поставили его на место.
– Я поставил его на место, угождая вам, сир. Но я разделяю его опасения.
Людовик с беспокойством посмотрел на Ришелье.
– Вы достойный король, – продолжал кардинал. – Верный долгу беречь кровь своих подданных…
– Но?
– Ваши враги не так добры, как вы. Согревать у себя на груди змею – значит, быть укушенным.
Король вздохнул.
– Я обещал королеве не объявлять войну.
– Но втайне война уже ведется.
– Так посвятите меня в эту тайну! – воскликнул Людовик. – Пусть она станет явью, если хотите, чтобы я воевал.
Ришелье поклонился, и в глазах его вспыхнул огонек.
«Вы хотите, чтобы я показал вам войну? Ваши желания – закон, сир», – возликовал про себя кардинал.
Да, он желал этой войны. В партии гугенотов Ришелье видел угрозу французской короне. Но при этом он вовсе не хотел, чтобы дворяне-католики благодаря войне помогли укрепить в Европе гегемонию католической Испании. Нельзя предоставлять этой стране слишком много власти. Так что войной во что бы то ни стало должен командовать он сам. И никто другой.
И ни в коем случае не брат короля Гастон Орлеанский: его Ришелье опасался, как чумы. Королем управлять гораздо легче. На него можно повлиять. И поможет кардиналу необыкновенно талантливая шпионка. Кстати, должно быть, она уже ждет. Интересно, хорошие ли привезла новости? Ришелье в задумчивости покинул Лувр и уселся в свою карету.
В рабочем кабинете Ришелье вдоль длинного стола сидели переписчики и строчили письма, послания и депеши. Большой страной без большого количества бумаги управлять не удастся.
Стройная молодая женщина с зелеными глазами, одетая не без вызова – в темно-зеленую бархатную амазонку, стояла у окна и курила крошечную трубку с длинным тонким мундштуком. На скрип открывающейся двери она обернулась и склонилась в приветствии.
– Ваше святейшество…
– Миледи, – кивнул де Ришелье. – Есть ли новости?
– Благодаря вам королева и герцог Бекингемский наконец-то свидятся. Я перехватила письмо, которое графиня де Валькур должна была передать королеве, и сожгла его. Потом написала другое, как вы распорядились. Встреча состоится в субботу в аббатстве Валь-де-Грас. Пусть ваши люди приготовятся.
Де Ришелье одобрительно кивнул, но не преминул осведомиться:
– Были трудности?
– Мертвецы похоронены. Стычка на постоялом дворе «Золотая стрела». Вам не о чем беспокоиться.
«Слуги, сопровождавшие Изабель де Валькур, не оказали большого сопротивления, – вспомнила та, которую назвали Миледи. – Вот молодой человек, взявшийся неведомо откуда, чуть было не поставил под угрозу мой успех. Хорошо, что я вовремя поднялась в карету: мертвая графиня стала заслоном, и получилось выстрелом убрать досадную помеху. Юнец не успел даже понять, кто его убил. Последнее, что он унес с собой в мир иной, – искаженное страхом лицо убитой красавицы блондинки…»
Кардинал улыбнулся.
– Что ж! Если королева предпочитает войне бесчестье, она получит его. А мы получим войну.
Глава III
Мертвецы похоронены? В самом деле?
Если бы Миледи могла перенестись всего лишь через
