Пиастры, ром и черная метка! - Игорь Александрович Шенгальц
Да, помнил бы он все предыдущие смерти, которые помнил Максим — вряд ли волновался бы об обычной потери сознания.
Итак, корабль идет неизвестно куда, захватив ценный груз на торговце, и в придачу десяток пленных — будущих рабов. Все пленники — крепкие мужчины-матросы средних лет, среди них лишь один юноша-юнга лет шестнадцати. Ни одного старика — их не продать, проще сразу за борт, на корм акулам. Рационально. Алоизыч был бы доволен.
Один из пленных вновь громко застонал. Максим узнал его — это был помощник капитана торгового корабля — достаточно молодой для этой должности, высокий и статный, с правильными чертами лица, черноволосый и смуглый, своей выправкой скорее походивший на офицера военного корабля. Именно с ним Макс договаривался об оплате путешествия. Голова мужчины была перемотана окровавленной тряпкой, он бредил, не приходя в сознание. С какой целью его-то схватили, интересно? Он еще долго не сможет принести пользы, помощнику крепко досталось во время вчерашней драки. Один из матросов, скованный рядом с ним, протирал ему лицо влажным куском материи.
Так, а сам-то цел или все же пострадал больше, чем кажется по первым ощущениям? Макс осторожно поднялся на ноги, загремев цепями, чем вызвал недовольные взгляды прочих пленников. Но ему было плевать на чужое недовольство, его сознание странным образом совместилось с сознанием Хьюго фон Валлентштейна, который вовсе не отличался человеколюбием и терпением. Память и привычки Хьюго стали одновременно памятью и привычками Максима, при том, что и свою прошлую жизнь он прекрасно помнил, но она как бы отошла на второй план.
Макс чуть развел руки в стороны — вроде целы, ноги тоже, ран не видно. Вот только голова гудит… но она болела с момента, как он очутился в теле германца.
— Вы не ранены, господин, — подтвердил Ганс, — повезло!
Да уж, повезло… еще вчера обдумывать планы на новогодние выходные, а сегодня валяться в вонючем трюме пиратского корабля.
Макс пинком отбросил слишком близко подошедшую крысу, потерявшую от безнаказанности всяческую осторожность. Крыса отлетела на несколько шагов в сторону и юркнула в какую-то щель между тюками, напоследок злобно зыркнув глазками-бусинками на Максима.
— Дай попить! — попросил он Ганса, и тот вручил ему давешнюю баклажку.
Вода была теплая и отдавала тухлятиной, но выбирать не приходилось.
— Откушать не желаете, господин? — в голосе слуги появился явный сарказм. — Могу предложить вяленую рыбу, слегка подпорченную червями, и сухарь, из которого сначала нужно вытрясти муравьев.
— Давай сухарь, — подумав, выбрал Макс.
Муравьи — ерунда! В детстве он пробовал их на вкус, наслушавшись рассказов об особой кислинке, присутствующей в этих насекомых. Ничего, не умер. Глядишь, и сейчас выживет.
Сухарь оказался таким твердым, что им при желании запросто можно было пробить борт корабля. Но чуть смочив его водой, Макс сумел его разгрызть, и съел до последней крошки. Молодой организм требовал пищи!
Покончив с сухарем, Максим подумал было, не попробовать ли разобраться и с рыбой, но оказалось, что за это время ее уже умял Ганс, целиком, прямо с костями.
Кстати, о Гансе Вебере. Макс помнил всю его историю, которую знал Хьюго. Рослый и сильный, он с малых лет сопровождал фон Валлентштейна-старшего в его путешествиях и войнах. Дважды был серьезно ранен, но упрямо выкарабкивался из лап смерти, хотя доктора, глядя на его израненное тело каждый раз лишь разводили руками — мол, не жилец. Многократно спасал жизнь Валлентштейну-старшему, за что заслужил себе право жить в его землях до самой смерти. Но когда Хьюго засобирался в дорогу, самолично попросился в его компаньоны — не сиделось Гансу на одном месте, чах он. А жены и детей за эти годы Ганс так и не завел. Отец одобрил просьбу, сказав, что лучшего компаньона для его сына и желать нельзя.
И вот, получается, двадцать пять лет Ганс верой и правдой служил Валлентштейну-старшему, а Валлентштейн-младший всего за пару месяцев его практически погубил. Максиму было все равно — он ничего по этому поводу не испытывал, а вот остаточные эмоции Хьюго говорили о том, что ему слегка стыдно.
— Как думаешь, Ганс, есть у нас шанс сбежать?
Слуга пожал широкими плечами.
— Когда будут от цепи отцеплять — можно попробовать. Но это случится, когда мы будем уже на одном из их островов. А тогда бежать смысла нет — нас там сдаст первая собака. Нужно выждать более удобный момент!
В целом, Макс был с ним согласен, вот только опасался, что удобного момента не представится вовсе. Ведь пираты — не дураки, рабов они сторожить умеют — ведь это живые деньги. И не важно, черные рабы, красные или белые — лишь бы крепкие, да послушные. А послушанию быстро учат на плантациях, самых же непонятливых попросту запорют плетьми до смерти.
Матросы-испанцы пребывали в полном унынии. Они не понаслышке знали, что их ждет в будущем, и не питали ни малейших надежд на благоприятный исход событий. Флибустьеры южных морей были преимущественно англичанами, французами или голландцами, и с испанцами у них были давние счеты. А тут такое счастье — жирный торговец без охраны — повезло! На боевой дух матросов у Макса надежды было мало, но других соратников по несчастью не имелось.
С верхней палубы сквозь решетку, прикрывавшую трюм, доносились пьяные голоса — пираты праздновали богатую добычу. Будь это военный корабль, ни о какой пьянке и речи идти бы не могло, но здесь царили свои правила, и капитан, как видно, поощрял подобные возлияния.
Интересно, подумал Макс, сколько человек сейчас на борту, не считая пленников? Скажем, максимальный экипаж корабля подобного размера должен был составлять не больше сотни человек — остальным просто негде было бы поместиться, но вряд ли здесь наберется такое количество. Во время боя он видел от силы несколько десятков пиратов, к тому же часть из них была убита при абордаже. Даже если допустить, что их тут всего сорок-пятьдесят, дает ли это шанс? Освободить пленников, вооружить их чем-то, убедить рискнуть и напасть на гуляющих наверху пиратов? Нет, не захотят, побоятся.
Прав Ганс, надо выжидать удобный момент, иначе убьют. А что произойдет после очередной смерти, Макс не знал. Возможно в этот раз он погибнет окончательно, а даже если опять очнется — вновь вернуться в исходную точку, пережить момент абордажа и последующие за ним события он не хотел.
Ганс, с интересом наблюдавший за сменой выражений лица фон Валлентштейна, одобрительно кивнул, когда понял, что Максим в итоге пришел
