Стрелы Перуна - Пономарев Станислав Александрович
— Довелось поработать секирушкой, покамест до него добрался, — сказал застенчиво рыжий великан. — Почитай, скрозь пол-орды прорубился. Норовил он секиру мою мечом отбить. Да куда с его-то силенкой куриной. Дак он пополам и развалился, князь-та.
Гриди смеялись. А Жизнемир пожалел запоздало:
— В полон надобно было брать князя козарского!
— А кой от него прок? Што он делать могет? Да за него тиун и петуха бы не дал...
Тут грохнул такой хохот, какого гридница воеводы переяславского не слыхала от первой своей трапезы.
Один Харук-хан не смеялся, ибо каждое слово руссов, словно раскаленное железо, жгло его гордое сердце. К чему урусы затеяли этот разговор, он не мог сразу понять: не для того же, чтобы только позлить хазарского тархана? Скорее эти богатуры добродушно предостерегали степного властителя от последующих походов в их земли...
Повалил снег. Стало немного теплее. Отряд давно перешел границу Русской земли и скакал сейчас по Дикому Полю — владениям хазар.
Из-за высокого кургана вдруг показались встречные всадники. Летко натянул поводья, иноходец встал. Встали и другие кони. По знаку русского старшины от отряда отделилась тройка наездников и во весь опор полетела навстречу неведомым комонникам, чтобы предостеречь их от нападения на посла великого князя Киевского. Встречные тоже остановились. Харук-хан еще больше нахмурился: сейчас решится его судьба!..
Тройка руссов подлетела к степнякам, исчезла среди них. Через малое время там замахали белой тряпкой.
— Вперед! — Летко Волчий Хвост ожег иноходца плетью.
Навстречу бежали кочевники. В пяти шагах от них руссы осадили скакунов. Предводитель степняков в белой длиннополой шубе, чернобородый, с быстрыми раскосыми глазами, сорвал с головы лисий малахай и низко склонил бритую голову:
— Посланцу грозного кагана Святосляба привет и милостивое приглашение шлет Алмаз-хан, правитель крепостей Харукхана и Чугира!
Но вдруг стремительный взгляд хазарина споткнулся об Харука, и атаман мигом скатился с седла. То же сделали его соотрядники. Пока они лежали, уперев носы в снег, предводитель их, стоя на коленях, протянул руку к тархану и закричал пронзительно и плаксиво:
— О-о-о! Великий и славный эльтебер Харук, мы все в воле твоей! Алмаз-хан говорит: «А если урусы отпустят брата моего Харук-эльтебера, то положите к его ногам наследственный меч рода Харук, чтобы сиятельный мог приехать в свой аил[13] полновластным владыкой своих земель». Я в воле его! — Атаман распахнул полы необъятной шубы, достал из-за пазухи кривой меч в позолоченных ножнах на широком боевом поясе и, почтительно поцеловав клинок, положил его к ногам Харукова коня.
Тархан улыбнулся впервые с тех пор, как покинул Киев. Глаза старого степного властителя быстро зыркали по распростертым на снегу воинам.
«Боятся! — злорадно подумал он. — Помнят беки и табунщики мою тяжелую руку!»
— Подай! — прохрипел Харук, протянув руку к почетному оружию.
Атаман вскочил и с поклоном подал клинок. Хан церемонно опоясал себя наследственным мечом. Потом выехал вперед, лихо повернул коня, приложил руку к сердцу, склонил голову и сказал торжественно и надменно, как хозяин:
— Посол кагана урусов, грозного воителя Святосляба, отныне гость моего края. Я, Харук-эльтебер-бохадур-хан, приглашаю Ашин[14] Летко вместе со всеми его друзьями к своему дастархану. Готов служить кагану урусов и проводить его посла дальше, к воротам Итиль-кела, где стоит дворец Царя Солнца — Шад-Хазара Наран-Итиля!
Летко Волчий Хвост поклонился в ответ и тронул поводья. Объединенный отряд руссов и хазар крупной рысью помчался в глубь Дикого Поля. Впереди полетела тройка кочевников, чтобы предупредить подданных о великой радости — в степи возвращается их властитель Харук-эльтебер-бохадур-хан. Пусть жарче пылают угли в кострах и хорошо прожаривается мясо баранов — сегодня праздник, сегодня великий той[15]!
Харук-тархан опять был свободен и могуч. Но пока рядом с ним были руссы, ему казалось, что он скачет под их охраной, как два года назад по дороге в позорный плен.
«Порубить бы вас всех, проклятые кяфиры, — мрачно размышлял про себя старый хан. — Теперь вы не в Пуреслябе за столом коназа Селюда, а в моей воле. И даже аллах не спасет вас, если я только двину бровями...»
Но Харук понимал всю безрассудность такого поступка: слишком уж тяжек гнев кагана урусов Святосляба, и только глупец мог бы попытаться ощутить его на себе...
Тархан выругался вполголоса, шумно втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы.
Летко Волчий Хвост стрельнул ему в лицо льдинками голубых глаз и осклабился, словно мысли прочитал.
Глава третья
Хитрости Харук-хана
К вечеру в степи разыгралась вьюга. Смешанный русско-хазарский отряд пересел на заводных коней. Лошади бежали, не сбавляя хода. Всадники плотнее закутались в кафтаны и шубы. В сумерках, перекликаясь с ветром, выли волки.
Летко прокричал хану:
— Не заплутаем в поле, князь Харук?!
Тот насмешливо блеснул глазами из-под косм бараньей шапки.
— Мы, хазары, дети степей! Скоро нашему взору откроется крепость Чугир. Вон, — хазарин указал нагайкой, — уже видны ее стены!
Русич глянул вперед, но за пеленой летучего снега ничего не увидел.
«Козары, ако волки в нощи. Куда нам с ними в степи тягаться», — подумал Летко с завистью.
Вскоре из беснующейся снеговой мешаНины стали возникать группами и по одному всадники.
— Хар-р-рук! Хар-р-рук! Ур-р-рагх! — вопили они. Через мгновение все вокруг было черно от скачущих коней и орущих всадников. Казалось, это они вызвали вьюгу в степи. Но вот встречающие схлынули назад, и руссы с Харук-ханом и Леткой впереди прогрохотали по узкому взводному мосту. Летко глянул вверх: над ними нависла темная башня из неотесанных каменных глыб. Верх ее утопал в непроницаемой снеговой мгле, и казалось, башня проткнула небеса насквозь.
Въехали на обширный двор, где горели костры под большими котлами. Здесь было тихо и холод не ощущался.
— Возьмите коней урусских богатуров, расседлайте и накормите, — скрипел голос Харук-хана. — Курджумы[16] посла снесите в подвал под башней... И сохрани вас аллах, если пропадет хоть одна нитка! Умаш, проводи гостей-урусов в большую юрту!
Летко и его гриди спрыгнули с седел. Приседали, размахивая руками. Били себя по бокам, чтобы разогнать кровь по занемевшим членам.
— Мина! — позвал Летко. — Поставь дозорных к дарам княжецким да к коням нашим. Мало ли што...
— Да все будет, как ихний князь велел, — ответил беспечно-веселый голос.
— Делай, што сказывают!
— Сполню. Только...
Летко не стал слушать, повернулся и зашагал за огромного роста хазарином, который, приглашая гостей следовать за собой, согнулся чуть ли не до земли: из вежливости он не желал быть ростом выше русского посла, который едва достигал двух аршинов с четвертью высоты от пяток до макушки.
В большом войлочном шатре было светло от костра, пылавшего в центре, и благодатный жар разливался вокруг. Слуги подбежали к воинам, помогли снять задубевшие шубы.
— О-о, богатуры кагана Святосляба всегда желанные гости в этой юрте, — почтительно говорил Умаш. — Но... — Он запнулся. — Зачем утруждать свое тело железом кольчуг и тяжестью мечей? — Черные глаза хазарина выжидающе и чуть испуганно уставились на гостей.
— Пожалуй... — согласился Летко Волчий Хвост, отстегивая боевой пояс с мечом.
Другие богатыри словно ничего не слышали: они сосредоточенно вычесывали сильными пальцами сосульки из усов и бород, вытирали мокрые лица широкими рукавами расшитых рубах. Взблескивала мерцающая сталь их кольчуг, звенели рукоятки тяжелых мечей о брони. Все витязи, спутники Летки, были, в отличие от своего предводителя, плотными и рослыми, русобородыми и голубоглазыми. Только один, с иссиня-черными волнистыми волосами и быстрым взглядом угольных глаз, не походил на русса. По горбатому носу и сухим чертам сурового неулыбчивого лица в нем скорее угадывался алан, печенег или булгарин. Умаш заметил, что «коназ» Летко обращался с черноглазым воином более снисходительно, чем с другими. Одеждой и оружием «черный богатур» ничем не отличался от товарищей. Только вместо меча на его боевом поясе висела кривая сабля в дорогих ножнах.
