Татьяна Мудрая - Сага о Йорун Ночное Солнце
— Это старая виса, что сложил и спел перед смертью твой дед по имени Скарпхеддин Неудача, которого сожгли в отцовском доме, и его же сон, — отвечает Йорун спокойно. — Только две вещи здесь новые: серый конь, что пророчит кровавую смерть, и мост великана — а это означает крепкий щит, который перебрасывают с борта одного корабля на другой при штурме. Невелика сила такого предсказания.
— Всё же надо быть к тому готовым, — отвечает Старкад. — Распоряжусь-ка я, пожалуй, чтобы Фрейдис увезли в глубь страны, где никто не селится из-за горячей земли, кроме ученых монахов Белого Христа. Заодно и читать-писать выучится.
Прошло еще время: лет пять или шесть. Сидят однажды Йордис с мужниной сестрой в малой светлице и шьют из дорогого скользкого шелка. Звали ту сестру Хильдис Женщина-Скальд, и язык у нее был поострей иного копья. Любила она говорить людям вещи, для них неприятные.
— Не откажи, сестрица, помоги мне скроить рубашку для мужа моего и твоего брата Старкада, — просит Йорун.
— Как это? Такая искусница и рукодельница — и не умеет? Отчего бы тебе не распластать её своим дарёным мечом? — отвечает Хильдис.
— Не смейся надо мной, — просит Йорун.
— Я вовсе не смеюсь. Вот только думаю я, что навряд бы ты стала просить кого-нибудь скроить рубашку для Хёскульда, отца твоей дочери и твоего настоящего мужа.
А тогда еще не отменили старый закон, по которому для заключения брака мужчине только и надо было, что посеять семя в чрево и дождаться плода. Но поистине мало кто так поступал.
— А что там с Хёскульдом? — отвечает Йорун. — Я совсем забыла про него.
— Зато он, я так думаю, помнит. Говорят, что он высадился на побережье неподалеку от Осинового Холма и что с ним немало народу.
— Не могу ему этого запретить, — отвечает Йорун. — Я не владею всеми землями в Хельгеланде с его подземным огнём и горючими песками, но только малым клочком земли, который дал мне муж как приданое моей дочери Фрейдис.
А это была строка из старинной висы, что начиналась так:
«Малый клочок землиСмелому служит уделом.Золота клён оделилС лихвою вершителя боя».
Стихи эти, которые все знали наизусть, предсказывали битву или поединок, грозящий верной гибелью тому, кто заставил их вспомнить.
А Старкад всё слышал и понял, потому что как раз стоял рядом с дверью. Отворил он ее и произнёс:
«Пламени бури сраженийДолжно покинуть ножны.Всадник коня приливовПадёт от удара секиры».
И все прочие сошлись на том, что предсказал он себе самому гибель такую же, как Индриди.
Потом вышло следующее. Привёз некогда Старкад из своих странствий немного самосевной пшеницы, что росла в Винланде на влажных местах, и решил высеять ее весной на дальнем заболоченном поле, которое было распахано на старый лад, совсем неглубоко. А выглядел он так: в руках у него было решето, на плечах старый плащ, на голове старая шапка, а за поясом меч. На краю поля стояла Йорун с Мечом-Радугой в руках и ждала, когда надо будет петь вардлок по мужнину слову.
Тут видит Старкад, что его жена чуть пригнулась и развязывает кожаные ремешки на ножнах.
— Что такое? — спрашивает он.
— Пустяки. Там вдалеке едет Хёскульд со своими людьми. Не так их много, но все хорошо вооружились.
А надо сказать, что после того дела Хёскульд не таил обиды на Асгейра, сочтя свою рану вирой за смерть Индриди. Но вот то, что Старкад забрал у него жену с ребёнком, казалось ему бесчестием. Все в округе успели об этом от него услышать.
— Может статься, не простые бонды нынче ему нужны, — ответил Старкад жене. Однако поставил решето наземь и взялся за меч.
Как раз тут Хёскульд поворачивает коня, и его люди тоже. И говорит он:
— Вот и увиделись мы, Старкад. А теперь уступи-ка мне доброе оружие, что у тебя в руках, а в придачу к нему твою супругу.
— Завоюй их в честном бою! — отвечает тот. — Иначе не бывать твоими ни мечу Радуге Сечи, ни жене моей Йорун Ночное Солнце!
И лицо его нисколько не меняется при этих словах.
— А ведь Хёскульд полагает, что я и так его, — говорит Йорун себе под нос. — И тот клинок, что у меня в руках. Он, кстати, их перепутал: ведь ножны у обоих мечей одинаково простые и незатейливые. И что моя дочь — его имущество, он тоже не сомневается. Но уж вот её он ни под каким видом не получит — ведь ты, мой супруг, отлично о том позаботился.
С этими словами достаёт она Пёстрый Клинок из ножен, и его цвета и знаки ярко вспыхивают на солнце.
— Лиха ты не ко времени, женщина, — говорит ей Хёскульд. — Никогда ты не видела человеческой крови, помимо своей собственной, и не знаешь, что с тобой станется, когда увидишь. Убийство — оно не по тебе.
— Кто многажды видел свою тёмную кровь, не побоится и чужой светлой, — отвечает ему Йорун.
— Отступи пока в сторону, милая жена моя, — говорит на это препирательство Старкад. — А ты, храбрец, сойди с седла, оставь тех людей и иди ко мне один. Иначе будут злословить, что вы всем скопом не могли одолеть двоих.
Тут соединили мужи свои клинки и стали обмениваться сильными ударами. При Хёскульде была его знаменитая секира с рукоятью, что заметно потолстела от золотой обмотки, и крепкий большой щит, а у его противника вместо того и другого простой меч, да и тот был коротковат. Однако не было Хёскульду в щите большого проку, потому что никто не держал его перед ним, а секира отчего-то вдвое потяжелела. Почуяв это, ударил Хёскульд по мечу Старкада и вышиб его. Он хотел отрубить тому правую руку, но не вышло с первого раза.
— Стыдно тебе нападать на безоружного, — говорит тут Йорун Хёскульду.
— Пока воин держится на ногах, он бьётся, — рассмеялся тот. — И не тебе говорить о стыде, жена двух мужей.
— Одного, — коротко ответила Йорун и послала Радугу Сечи в полёт. Говорили потом те, кто видел, что именно так всё и было: клинок на миг стал живым, почуяв знакомую кровь, и обрёл крылья. Всё это выдумки глупцов и трусов. На самом деле Йорун попросту обхватила рукоять меча своими тонкими ладонями и в длинном прыжке ударила им вперед, как копьем. Целила она между щитом и левой стороной груди, но случилось так, что щит опустился и остриё проткнуло низ живота Хёскульда, выйдя рядом с хребтиной. Женщина тотчас выдернула меч, и наружу показались кишки.
— Отъелся я в родных местах, — промолвил Хёскульд, — вон сколько тут жира.
И упал ничком, зажимая рану руками.
Говорят, что напоследок сложил он такую вису:
«Вязу сражений присталоВ Одина буре погибнуть.Дивной дисе нарядов —Ливень двух лун проливать.
Тонкую льдину сечиВ грудь мою направляетХозяйка моста дракона,Ива огня приливов.
Полем пламени волн,Фрейей льдины ладониВ Бездну Мрака отправленВозничий морского вепря».
— Поистине, всё золото и всё серебро мира должны стать твоими, — сказал на это Старкад. — Ибо всегда знал я, что мне досталась хорошая жена, но только теперь вижу, насколько хорошая.
