Андрей Цепляев - Ссмертельный ужас (Возмездие)

— Обещаю, что по окончании дознания ваше имущество к вам вернется, вне зависимости от того, что с вами станет потом.

— А я в свою очередь обещаю, что не стану оправдываться, — от всего сердца заверил Альвар. — Напротив, я признаю свою вину. Признаюсь во всем, ваша милость.

Педро бегло глянул на дона Лопеса и хотел взяться за перо, но старик пригрозил ему пальцем.

— В чем вы признаетесь? Мы не понимаем.

— Что тут скажешь. Меня постигла неудача. Фортуна отвернулась от меня.

— У вас нет права ссылаться на Фортуну. Лучше объясните, как ветеран вроде вас мог допустить такую непростительную ошибку?

— Людям свойственно ошибаться.

— Только если от их поступков не зависят жизни других людей. Вы, сеньор Диас, не имели права на ошибку!

Тут в разговор вмешался священник. Судя по белой тунике и черному плащу с капюшоном, член ордена доминиканцев. Преподобному было за пятьдесят. Альвар на мгновение всмотрелся в гладко выбритое лицо и холодные голубые глаза. Священник перебирал в руках четки, время от времени постукивая ими по столу.

— Сын мой, я падре Луис де Окампо инквизитор Священного Трибунала. Своим поведением вы нас сильно огорчаете. Не заставляйте меня сожалеть о том, что выписал вас раньше времени.

— Падре Луис де Окампо назначен нашим духовным наставником вместо почившего отца Эскивеля, — добавил дон Лопес де Ойос. — В этих стенах его устами говорит Святой Престол.

— Значит, это вы поместили меня в тот гадюшник, — не выдержал Альвар, удостоившись строго взгляда священника.

Если в дело вмешалась инквизиция, то он без сомнения уже попал в реестр, по доносу или стараниями гильдии — не суть важно. Скоро последует допрос с пристрастием, а там и пытка не за горами. Благо сжечь его не смогут. Он идальго, значит, пойдет прямиком на плаху. Достойное завершение жизни к сорока-шести годам.

— Вы себя не помнили. Кричали по ночам. Грызли подушку. Душили прислугу. Поначалу мы подумали, что вы одержимы. Пришлось отослать вас на лечение.

— В Каса-дель-Морте? — покривился Альвар. — Чудная пустошь полная прокаженных. Почти королевская резиденция.

— Святой Лазарь страдал от подобной болезни, но нашел в себе силы остаться человеком.

— Я не святой.

— Это уж точно, сын мой. — Доминиканец двумя пальцами взял кинжал, и не в силах удержать противоестественный предмет швырнул на стол. — Какой странный… инструмент. Готов поклясться, что нечто подобное видел у сарацин. Орудия еретических стран нынче в моде у miles christianus[4]?

— В руках истинного христианина и ятаган становится орудием божьим, — ловко ввернул идальго, чувствуя, что скользит по лезвию упомянутого ятагана.

Судя по всему, спорить об орудиях умерщвления в планы священника не входило, и тот замолчал. Инициативу перехватил дон Фернандо де Месса. Опустив огромный кулак на столешницу, он заставил Альвара посмотреть на него.

— Хватит ходить вокруг да около! Мы здесь ради того, чтобы извлечь правду. Хотите вы того или нет. С позволения его милости и падре Луиса я начну. — Секретарь откашлялся и дал знак помощнику. — Мы запишем факты, которые вы нам сообщите. Это не судебное дознание и вам, сеньор Диас, разрешается свободно говорить. Ни одна тайна не выйдет за пределы «Зала правосудия». Так было всегда.

Альвар кивнул.

— Хорошо. Объясните, как, отправившись на Канарские острова, за сотни лиг[5] от Мадрида, вы в итоге оказались в фонтане гильдии? Куда делись оба сержанта сопровождения? Где два опасных преступника, которых вы поклялись доставить к вратам каторги на острове Лобос? Где зафрахтованное короной судно и вся его команда?

Вопросы посыпались на идальго градом, и он невольно вздрогнул от мысли, что снова придется пережить те жуткие дни, которые он провел на острове.

— Свидетелем вашего отплытия был лично я. От Санлукара до Мадрида пятнадцать дней пути. Как, черт возьми, вы попали во двор гильдии быстрее меня?

— Это сложно объяснить.

— Попытайтесь, — настоял инквизитор. — От этого зависит ваша жизнь.

Альвар взял себя в руки, окончательно задушив страх. Делать нечего. В конце концов, здесь ему ничто не угрожает. Он дома в безопасности. Ужасы остались в прошлом. Во дворе стража и солнечный свет.

— Хорошо. Я все расскажу, но и вы обещайте, что не прервете на полуслове, обвинив в ереси или безумии.

— В ереси? — улыбнулся инквизитор. — Посмотрим…

— Даю вам слово дворянина, — согласился дон Лопес, чем вызвал недовольство священника, — но не слишком-то тяните. Вас хотят допросить в Королевском суде, но больше всего с вами желает побеседовать святая инквизиция и начальник тюрьмы Сан-Бенито. Однако благодаря падре Луису мы делаем это первыми. Будьте честны с нами, сеньор Диас, и гильдия встанет на защиту бывшего ветерана.

Альвар глубоко вздохнул и закрыл глаза, пробуждая и соединяя воедино обрывки воспоминаний. Эта история началась в Севилье, два месяца назад…

ГЛАВА II СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Длинный охотничий нож вонзился в мокрую столешницу и, пробив ее насквозь, вышел с обратной стороны. Косматый мужчина в мешковатой рубахе ухватился за рукоять и стал раскачивать лезвие из стороны в сторону.

— Агирре, дьявол тебя забери! — завопил дородный андалусец в грязном фартуке. Фонтан де Гомара был хозяином таверны «Черная бочка». Он только что вышел из кухни с подносом в руках и встал на пороге, отказываясь верить глазам. — Перестань портить стол! Клянусь Девой Марией, если еще сделаешь хотя бы одну царапину…

— Чего разорался, Гомара? — рявкнул космач, с треском вырвав широкое лезвие из столешницы. Он был пьян и зол. — Стола ему жалко. Человека бы пожалел…

— Господь пожалеет, — проворчал хозяин, ставя поднос на соседний стол. — Приятного аппетита, сеньор Диас.

Альвар сидел неподалеку, скрестив руки на широкой груди. Вежливо кивнул. Посмотрел на блюдо — жареная форель с фасолью и мясной салат, лучшие по эту сторону реки. Молодой дворянин напротив налил из кувшина вина. Выпили. В таверне было темно и сухо. В просторном помещении во множестве стояли столы и стулья. Пол был присыпан мокрыми опилками. Близился вечер, и посетителей с каждым часом становилось все больше.

— Мой отец и дед платили сервисьо[6] раз в пять лет! Теперь я вынужден платить его ежегодно, — не унимался Агирре. — Места[7] разрушает наше хозяйство. Ходят слухи, что следующей весной они проведут каньяду рядом с Севильей. Это коснется всех. Что ты будешь делать, Гомара, без крестьянского вина и хлеба?