Мишель Зевако - Трибуле
Феррон угадал ее мысли. Он рывком освободился от жены и оттолкнул ее. Она упала возле окна, объятая ужасом перед этим человеком, который приближался к ней с поднятыми руками. Мужчина хрипло рычал:
– Несчастная! Я знал о твоей и его подлости! Этот ключ! Это он дал мне его! Твой любовник! Король!
Придя в исступление, Мадлен поднялась, открыла окно и выглянула в него.
Это безумие! Такое же невозможно представить! Ее Франсуа не мог быть подлым до такой степени! Ее король придет на ее призыв!
– Ко мне, мой Франсуа! – закричала она.
На этот раз король ответил. Он закричал хриплым голосом:
– Я разбил свою фероньерку… Прощай, милая!.. Прощай, моя прекрасная фероньерка!
Голос короля затихал вдали. Франциск напевал свою любимую балладу, мотив которой постепенно терялся среди приглушенных раскатов смеха. И наконец ничего не стало слышно. Наступила трагическая тишина.
У Мадлен, окаменевшей, остолбеневшей, закружилась голова… Всё вокруг куда-то рухнуло… сердце разбилось… Она почувствовала непреодолимое отвращение… Она перегнулась пополам, на губах выступила пена; из горла судорожно вырвалось обвинение:
– Король Франции!.. Ты трус!.. Подлец!..
И Мадлен бесформенной массой опрокинулась на пол.
Феррон какое-то время созерцал жену с абсолютным спокойствием, которое пугало больше, чем ее гнев. Наконец он присел возле нее, уткнувшей подбородок в сжатые руки.
Это жуткое свидание обезумевшего от боли мужа с потерявшей сознание женой длилось довольно долго. Бой башенных часов вывел Феррона из оцепенения.
– Одиннадцать часов! – послышался голос с улицы.
Голос палача!.. Феррон узнал его.
Он окинул жену взглядом, перевел глаза на стол. Там он заметил серебряную шкатулку с чудесной резьбой флорентийской работы. Эту шкатулку оставил король… Феррон обрадованно схватил драгоценность. Потом наклонился к Мадлен, поднял ее и потащил к выходу. Внизу уже ждала повозка.
Феррон бросил туда жену. Потом повернулся к палачу и протянул ему серебряную шкатулку.
– Вот тебе плата, – мрачно бросил он.
Палач жадно схватил шкатулку, осмотрел ее и удовлетворенно промычал. Потом он ловко вспрыгнул на сиденье. Феррон тоже забрался в повозку, и они сразу же поехали.
С адским грохотом катилась повозка по пустым, темным улицам. Когда они подъехали к воротам Сен-Дени, те по условленному сигналу отворились. За городской стеной, на разъезженной, ухабистой дороге лошадь пошла шагом, медленно приближаясь к темному пятну на вершине холма. От тряски Мадлен очнулась. Она шевельнулась и взмолилась слабым голосом:
– Пощадите! Куда вы меня везете?… Смилуйтесь!
На холме черная точка вытянулась, расплылась, обрисовалась яснее… и повозка остановилась.
Феррон спрыгнул на землю и стащил Мадлен.
– Смилуйтесь! На помощь! Франсуа!.. Франсуа! – рыдала неверная жена. Страх заставил ее в этот момент забыть вероломство того, кого она призывала.
– Да! – прорычал Феррон. – Зови его! Где же он, твой Франсуа? Где этот рыцарь, который предупредил меня о твоей измене? Где он, пылкий любовник, предавший тебя в руки палача? Где он? Подожди, Мадлен! Я найду его, клянусь своей ненавистью и своим отчаяньем! И тогда произойдет нечто ужасное! Но… сначала ты, Мадлен, а уж потом и он!
И Феррон толкнул жену в объятия палача.
Несчастная женщина в безумной надежде оглядывалась вокруг.
– Боже правый! – бормотала она. – Где я?
Перед ней вырисовывалось странное, фантастическое сооружение, к которому ее увлекал палач. И тогда дикий, нечеловеческий крик разорвал ночь:
– О, ужас!.. Это же виселица Монфокон!
III. Шут
– Где же он, твой любовник? Чем занят этот король-рыцарь?
– Пощади! Смилуйся! – еще раз крикнула она.
Попробуем найти ответ на заданный с мрачной иронией вопрос мужа. Итак, что же делал в это время Франциск I?
Около десяти часов, когда всё в Лувре заснуло, король вышел из своей комнаты, подождал прихода трех придворных фаворитов, о которых он привык говорить так: «Эссе, Сансак, Ла Шатеньере и я – вот четверка истинно благородных людей!»
С королем был только шут Трибуле. Шут что-то наигрывал на ребеке, трехструнной скрипке менестрелей, а Франциск в это время нетерпеливо прогуливался в радостном ожидании готовящейся любовной авантюры.
– Жилет!.. Ее зовут Жилет Шантели!.. Боже мой! Какое красивое имя для такой прекрасной девушки! – восторженно восклицал он.
И углубившись в свои мысли, добавил:
– Ах, я ее действительно люблю!.. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать столь страстного желания, никогда столь чистые и столь пылкие чувства не волновали меня…
– Вот и три четверти королевской личности! – оповестил Трибуле.
В тот же момент явились Эссе, Ла Шатеньере и Сансак.
– Вы готовы, господа?
– Мы всегда готовы к услугам вашего величества, сир, – ответил Сансак.
– Только, – добавил Ла Шатеньере, – король еще не сказал, куда мы направляемся.
– Мы, господа, идем в усадьбу Трагуар близ улицы Сен-Дени. Там обитает прекрасная пташка, которую надо выманить из гнезда… Пташку зовут Жилет… и…
Франциск не смог закончить фразу. Его прервал крик ужаса, похожий на рык смертельно раненого зверя. Так закричал Трибуле.
– Что с тобой, шут? – ухмыльнулся Сансак.
– Ничего господа, ничего… Даже меньше, чем ничего… Я выронил ребек, и возбуждение…
Трибуле побледнел. Он сделал над собой усилие, которое показалось бы чрезмерным каждому, кто смог бы читать в его душе.
– Так что же сказал король? – спросил он.
– Король сказал, что мы направляемся в Трагуар, – повторил Франциск I.
– В Трагуар! – вскрикнул шут. – Ваше величество, даже и не думайте об этом.
– Что ты говоришь, шут!
– Но, сир, вспомните, что сказал месье де Монклар… Нищие взбунтовались… Усадьба Трагуар находится совсем рядом с Двором чудес… Нет, нет, сир, вы не совершите такого безумства…
– Ха! Ты что, спятил?
– Сир, подождите хотя бы до завтра!.. Милостиво прошу вас! Завтра главный прево[6] арестует самых опасных из этих негодяев… Завтра, сир, завтра, но не сегодня вечером…
– Трибуле свихнулся, господа. Он начинает говорить разумные вещи.
– Да, разумные, сир! Мои слова продиктованы искренними опасениями. Сир!.. Сир!.. Не ходите нынче вечером в Трагуар…
– Опасность? Клянусь Богородицей, это только усилит удовольствие от нашей экспедиции! Идемте, господа! Пошли, Трибуле!
Шут внезапно упал на колени перед своим господином:
– Сир! Сир!.. Сделайте милость, послушайте меня… Подумайте о том, что вы хотите сделать, сир!.. Семнадцатилетняя девушка! Ваше величество, смилуйтесь!.. У вашего величества полно придворных дам, горожанок… А эта бедная малышка… Послушайте, сир, я ее не знаю, но мне ваше намерение представляется страшным грехом… Такое обаяние юности и невинности! Вы ведь сами об этом говорили… О, сир, смилуйтесь над этим ребенком!
