М. Любовцова - Пирамида Хуфу
— Я считаю самым важным и почетным своим делом быть верховным жрецом в Оне в храме Ра, — возразил жене Рахотеп. — Все мы здесь царского рода и жречеством крепим царскую власть. Это наш священный долг. Хотя в Менфе* [12] весь ремесленный люд поклоняется Птаху, бог Ра стоит выше всех богов.
Нефермаат наклонил голову в знак согласия с братом. Старший из них, он был медлителен, настоящий важный сановник и верховный жрец.
— Поговорим о моем деле, — нетерпеливо напомнил Хемиун.
Нефермаат неторопливым жестом поправил пояс на повязке, ответил:
— Никогда не следует спешить в великих делах. Все вы — мои дорогие гости. Охладимся пивом, выпьем живительного вина и обсудим.
Итет стукнула легким молоточком, вошел слуга, и она приказала принести угощение. Хемиун досадливо хмурился, думал, что отцу и в самом деле некуда спешить. Все у него сделано: дети выросли, у всех есть дело. Усыпальницу он построил тебе такую, что о ней все говорят в Белой Стене.
Слуги поставили на низкие столики прохладные напитки из подвалов, медовые сласти, печенье. Госпожа знаком показала, что больше ничего не надо.
Хемиун нетерпеливо ждал, почти ни к чему не прикоснувшись. Когда все отставили бокалы и приготовились, молодой зодчий развернул свиток и начал рассказывать. Рахотеп удивленно слушал и весь напрягся, словно готовился броситься в борьбу. Нефермаат, слушая, скептически улыбался, зато Итет не сводила восхищенных глаз с сына. Молодой, сильный, полный кипучей энергии, он унаследовал от отца представительность и осанку, но в противоположность ему был быстр. Загоревшийся и взволнованный, он рассказывал горячо и убежденно. Когда он кончил, Рахотеп, подавшись вперед, как для прыжка, резко спросил:
— А ты подсчитал, сколько потребуется на твое сооружение камней, рабочих? Сколько для них еды, инструментов, древесины и всего другого? Не подумай, что говорю из завести... Но ты задумал сделать невозможное. Мы с твоим отцом много раз руководили построением больших храмов и хорошо знаем, сколько для этого надо сделать. Да и брат подтвердит — невозможное ты задумал.
Нефермаат медленным наклоном головы выразил согласие.
— Напрасно ты задумал такое невиданное огромное дело. Вся Кемет обнищает, и все равно до конца не доведешь. Много у нас недостроенных пирамид.
— Отец! Я хочу прославить себя великим строительством!
— Скорее ты прославишь себя как разоритель страны, слезами народа прославишься. Мой совет: пока не поздно, уменьшай размеры. И зачем тебе делать пирамиду сплошной каменной? Я думаю, и брат Хуфу, да будет он жив, здоров и могуч, не согласится на такую стройку, которая грозит разорением и не будет окончена. Наш великий отец Снофру, чей голос правдив, не решился бы на сооружение, которое опасно для Черной Земли.
— У деда Снофру, чей голос правдив, было три усыпальницы, а дядя будет строить одну, — раздувая ноздри тонкого носа, сердито возражал Хемиун. Его надменная голова еще более откинулась назад, жесткий рот упрямо сжался.
Рахотеп, внимательно слушавший, сказал:
— Я полностью согласен с братом. Не надо тебе говорить о таких размерах. Уменьшай их на сто локтей по высоте и столько же по сторонам. И это будет очень внушительная гробница. Нарядишь ее белым алебастром.
— Не понимаете вы меня, зато мать согласна с моим замыслом, — сердито ворчал Хемиун.
Нефермаат добродушно рассмеялся.
— Она ни разу не строила. Ее мнение — мнение влюбленной матери в сыночка, оно ничего не значит. А мы тебе советуем как люди знающие.
— Зато мать верит в мои силы, — не унимался Хемиун.
— Одной верой ничего не сделаешь. Здесь должен быть твердый расчет, — снова вмешался в спор Рахотеп. — Какой зодчий не мечтает о великом сооружении, чтобы оно пережило века? Но твой замысел явно не по силам Кемет. Хотя как члены царской семьи мы должны поддержать тебя. Ведь ты еще должен говорить с царем. Но лучше бы уменьшить пирамиду. Но, пожалуй, это дело твое. Ты — чати.
— Как это его! — возмутился Нефермаат. — Мы, верховные жрецы храмов, где, по-твоему, будем? А разве крепость трона прадедов — не наша забота?
— Я думаю так же, как ты, Нефермаат, — примирительно сказал Рахотеп.
Неферт сочувственно смотрела на племянника. Ей очень нравился чертеж пирамиды в красках и новая форма ее, никем не виданная.
Итет беспокойно оглядывала старших зодчих. Младший Нефермаат молчал, не решаясь вступить в разговор старших, но его глаза выражали полное согласие с братом Хемиуном.
Молодой зодчий встал и, небрежно простившись со всеми, пошел в собственный дворец, раздосадованный и обеспокоенный.
Советы отца и дяди насторожили Хемиуна. Он решил еще раз все основательно и тщательно подсчитать.
В результате точных расчетов можно будет решить, реален ли его замысел. Если применить крупные блоки — это ускорит работу, увеличит прочность кладки. Но когда он подсчитал примерное количество глыб, то ужаснулся и не поверил себе. Долго пересчитывал и получил тот же результат... Этих камней, весом примерно равным шести быкам, требовалось более двух миллионов! Отец и дядя были правы! Такую работу могли выполнить только боги. Его потрясла мысль о том, что такое немыслимое количество глыб надо оторвать от скальных массивов, обтесать, сгладить, перетащить, поднять, уложить... Нет! Нет! Невозможно! Какое же количество для этого нужно резцов, пил, деревянных кольев? И огромная армия людей, которую надо кормить, одевать, возводить для них какое-то жилье... Царь не согласится на это...
И Хемиун решил уменьшить размеры. Но прежде чем переделать работу, он направился с помощниками в окрестности на разведку залежей строительного камня. Большие запасы прочного известняка были расположены северо-западнее столицы, примерно в тридцати пяти тысячах локтей. Белого алебастра сколько угодно было на восточном берегу в Моккатамских холмах, где он издавна добывался в каменоломнях Туры. Удешевить и облегчить его доставку возможно путем переправы на плотах и барках в периоды разлива, когда они подойдут почти к плато, где будет возводиться гробница.
Исходя из наличия больших запасов камня, требовалось перенести некрополь в новое место, севернее города.
— Новое, так все новое... — улыбаясь своим мыслям, думал Хемиун.
Дня четыре, обливаясь потом и ругаясь, он лазал по скалам, оценивая качество и объем залежей. За эти дни избалованный князь загорел и огрубел, но был очень доволен. Ругань же его была притворной. Порученное дело было так огромно и увлекательно, что теперь он временами опасался, что царь не согласится с большими размерами. Он подыскивал доводы, искал пути облегчения и удешевления и находил их, слушал советы строителей.
