Бен Кейн - Ганнибал. Кровавые поля
Неужели внутри кто-то есть, или хозяева виллы заперли дверь, когда ушли в город?
Ганнон спиной чувствовал взгляды своих солдат, но изо всех сил старался не обращать на них внимания. Перед ним стояла дилемма: если он попытается силой открыть дверь – обязательно разбудит тех, кто в доме, если они там есть; с другой стороны, он не хотел уходить с пустыми руками. Вдруг там никого нет, а он даже не попытается войти?
Карфагенянин отошел от двери и поднял голову, пытаясь понять, высока ли крыша. Отложив в одну сторону щит и копье, он подозвал трех ближайших солдат.
– Богу, ты со мной. – Когда самый низкий из троицы поспешил к нему, Ганнон ткнул пальцем в двоих оставшихся. – Вы нас подсадите.
Они уставились на него, не понимая, что он задумал.
– Мы с Богу заберемся наверх, спрыгнем на другой стороне и откроем ворота изнутри.
– Может быть, мне пойти вместо тебя, командир? – спросил тот из солдат, что был старше.
Ганнон даже не стал рассматривать его предложение – кровь бушевала в жилах, и он не хотел останавливаться.
– Нет, нам потребуется всего пара минут.
Они послушно подошли ближе и сделали замок из рук.
Ганнон поставил одну ногу на их переплетенные пальцы, и они тут же подбросили его вверх. Он вскинул руки для равновесия, перебросил другую ногу через край и выбрался на крышу. Нижняя часть его панциря громко звякнула о черепицу. Проклятье! Скорчившись на месте, Ганнон замер. Несколько мгновений он прислушивался к тишине, и тут в саду появился мужчина, который закашлялся и проворчал:
– Проклятые коты, вечно шляются по крыше, – произнес он на латыни.
Ганнон ждал, чувствуя, как грохочет в груди сердце, когда мужчина вернулся на свой пост, прямо под ним. Получалось, что хозяин скорее всего в доме. Что делать? Ему потребовалось всего мгновение, чтобы принять решение. Если он сейчас уйдет и не проверит, что внутри, будет всю жизнь жалеть о том, что мог обнаружить там что-нибудь полезное для Ганнибала. Да и чем он рискует? Они с Богу легко справятся со старым, слабым рабом. Этот идиот наверняка снова уснул.
Карфагенянин наклонился через край и поманил Богу, шепотом предупредив, чтобы тот проследил за своей кольчугой, и тот бесшумно взобрался на крышу.
– Внизу один человек, – прошептал Ганнон. – Я пойду первым. Ты за мной.
Осторожно, стараясь не касаться панцирем и концом ножен глиняной черепицы, Ганнон на согнутых коленях начал медленно двигаться вперед. Добравшись до конька, он посмотрел вниз и увидел обычный двор, похожий на тот, что был в доме Квинта: прямоугольник, выложенный плитками, по краям декоративные кусты и статуи. Почти все остальное пространство занимали фруктовые деревья и виноградник, посередине – фонтан, сейчас замерзший. И ни одного живого человека.
Успокоившись, Ганнон сполз на внутреннюю часть крыши и сразу понял, что, если он хочет спуститься вниз без проблем, ему придется сесть. А это означало, что панцирь снова ударится о черепицу и привлечет внимание стража. Значит, есть только один выход: встать, пройти вперед, набрать скорость и спрыгнуть вниз. Ганнон поделился с Богу своим планом и велел ему сразу следовать за ним. Он предположил, что упадет примерно с высоты своего роста, приземлится на мозаичный пол, перекатится, вскочит на ноги, вытащит меч и убьет стража, а потом откроет дверь, чтобы впустить внутрь своих людей.
Ганнон не ожидал, что приземлится прямо на слугу, охраняющего вход, который снова вышел наружу.
Оказалось, что это вовсе не слуга, а ветеран-легионер, триарий, в полном боевом снаряжении.
Ганнон понял, что его план провалился, когда они оба упали, размахивая руками и ногами. К несчастью, из них двоих именно карфагенянин ударился головой о землю. Шлем немного смягчил удар, но Ганнон все равно на мгновение потерял ориентировку в пространстве. Чувствуя сильную боль, он попытался оценить обстановку, но получил мощный удар от разъяренного триария и снова приложился шлемом о землю. Каким-то непостижимым образом ему удалось высвободиться из державших его рук и встать на ноги. Триарий тут же последовал за ним. В мерцающем свете лампы, висевшей в алькове в стене, они принялись изучать друг друга, не в силах скрыть потрясения от того, что увидели.
«Что, во имя Баал Хаммона, здесь делает легионер?» – подумал Ганнон, сражаясь с паникой и понимая, что он тут явно не один.
– Богу! Спускайся, быстро!
– Властители небесные, ты из армии Ганнибала! Просыпайтесь! Подъем! На нас напали! – выкрикнул римлянин.
Ганнон быстро оглянулся на дверь в воротах, и сердце замерло у него в груди. Она была не просто закрыта на засов, на ней висел огромный замок. Он снова перевел глаза на триария и увидел, что на позолоченном ремне у него висит связка ключей. Громко выругавшись, Ганнон выхватил меч, понимая, что должен как можно скорее прикончить римлянина и впустить внутрь своих людей.
Громко призывая товарищей, триарий вытащил гладиус и завопил:
– Ах ты, вонючий гугга!
Ганнона и прежде называли «крысенышем», но оскорбление по-прежнему причиняло боль. Вместо ответа он направил свой меч в живот врага и рассмеялся, когда триарий дернулся в сторону, не сумев отбить удар.
– Это я вонючий крысеныш? Да от тебя разит хуже, чем от свиньи.
С крыши послышался грохот. В следующее мгновение появился Богу, которому хватило здравого смысла приземлиться с дальней стороны от триария, и тот громко выругался, потому что не мог сражаться сразу с двумя противниками. Однако вместо того, чтобы броситься бежать, он отважно отступил в арку, обрамлявшую вход, перекрыв обоим карфагенянам подступы к двери.
Ганнон услышал громкие голоса во дворе и понял, что им нужно спешить.
– Богу, атакуй его! – крикнул он.
Когда копейщик начал наступать, Ганнон сделал вид, что собирается нанести удар по левой ноге римлянина. Тот попытался отступить, чтобы оказаться вне пределов досягаемости, а Ганнон вскинул вверх правую руку и врезал рукоятью меча врагу в лицо. Раздался громкий треск сломанного носа, потом крик боли, из ноздрей триария хлынула кровь, и он сделал шаг назад. Ганнон, точно змея, атакующая мышь, метнулся к нему и изо всех сил вонзил клинок в плоть римлянина в том месте, где заканчивалась верхняя часть кольчуги. Миновав позвоночник, меч погрузился в тело врага почти до самой рукояти. Глаза триария вылезли из орбит, на губах появилась кровавая пена, и он умер.
Застонав от усилия, Ганнон вытащил меч из его тела и закрыл глаза, чтобы хоть как-то защитить их от хлынувшей крови. Затем он наклонился к упавшему на землю триарию, быстро сорвал с ремня связку ключей, оглянулся и тут же пожалел, что сделал это. В их сторону через двор бежали по меньшей мере дюжина полуодетых триариев.
