Александр Дюма - Двадцать лет спустя. Часть 1
— Какая королева?
— Генриетта Английская, дочь Генриха Четвертого.
— Она в Лувре, как вам известно.
— Да, и она очень нуждается, не правда ли? Вовремя сильных холодов нынешней зимой ее больная дочь, как мне говорили, вынуждена была оставаться в постели, потому что не было дров. Понимаете ли вы это? — сказал Атос, пожимая плечами. — Дочь Генриха Четвертого дрожит от холода, не имея вязанки дров! Зачем не обратилась она к любому из нас, вместо того чтобы просить гостеприимства у Мазарини? Она бы ни в чем не нуждалась.
— Так вы ее знаете, Атос?
— Нет, но моя мать знавала ее ребенком. Я вам говорил, что моя мать была статс-дамой Марии Медичи?
— Никогда. Вы ведь не любите говорить о таких вещах, Атос.
— Ах, боже мой, совсем напротив, как вы сами видите, — ответил Атос. — Просто случая не было.
— Портос не ждал бы его так терпеливо, — сказал, улыбаясь, д’Артаньян.
— У всякого свой нрав, милый д’Артаньян. Портос, если забыть о его тщеславии, обладает большими достоинствами. Вы с ним виделись с тех пор?
— Я расстался с ним пять дней тому назад, — сказал д’Артаньян.
И тотчас же со свойственным гасконцам живым юмором он рассказал о великолепной жизни Портоса в его замке Пьерфон. А разбирая по косточкам Портоса, он задел два-три раза и достойного господина Мустона.
— Замечательно, — ответил Атос, улыбаясь шуткам своего друга, напомнившим ему их славные дни, — замечательно, что мы тогда сошлись случайно и до сих пор соединены самой тесной дружбой, невзирая на двадцать лет разлуки. В благородных сердцах, д’Артаньян, дружба пускает глубокие корпи. Поверьте, только злой человек может отрицать дружбу, и лишь потому, что он ее не понимает. А Арамис?
— Я его тоже видел, но он, мне показалось, был со мной холоден.
— Так вы виделись с Арамисом? — сказал Атос, пристально глядя на д’Артаньяна. — Право же, вы предприняли паломничество по храмам дружбы, говоря языком поэтов.
— Ну, конечно, — ответил смущенно д’Артаньян.
— Арамис, вы сами знаете, — продолжал Атос, — по природе холоден; к тому же он постоянно запутан в интригах с женщинами.
— У него и сейчас очень сложная интрига, — заметил д’Артаньян.
Атос ничего не ответил.
«Он не любопытен», — подумал д’Артаньян.
Атос не только не ответил, но даже переценил разговор.
— Вот видите, — сказал он, обращая внимание д’Артаньяна на то, что они уже подошли к замку. — Погуляв часок, мы обошли почти все мои владения.
— Все в них очаровательно, а в особенности то, что во всем чувствуется их владелец, — ответил д’Артаньян.
В эту минуту послышался конский топот.
— Это Рауль возвращается, он нам расскажет о бедной крошке.
Действительно, молодой человек весь в пыли показался за решеткой и скоро въехал во двор; он соскочил с лошади и, передав ее конюху, поклонился графу и д’Артаньяну.
— Этот господин, — сказал Атос, положив руку на плечо д’Артаньяна, — шевалье д’Артаньян, о котором я вам часто говорил, Рауль.
— Господин д’Артаньян, — сказал юноша, кланяясь еще ниже, — граф всегда называл мне ваше имя, когда хотел привести в пример отважного и великодушного дворянина.
— Господин д'Артаньян, — сказал юноша, кланяясь еще ниже, — граф всегда называл мне ваше имя, когда хотел привести в пример отважного и великодушного дворянина.
Этот маленький комплимент тронул сердце д’Артаньяна. Протягивая руку Раулю, он отвечал:
— Мой юный друг, все такие похвалы надо обращать к графу, потому что это он воспитал меня, и не его вина, если ученик так плохо использовал ею уроки. Но вы его вознаградите лучше, в этом я уверен. Вы нравитесь мне, Рауль, и ваша любезность тронула меня.
Атосу были чрезвычайно приятны эти слова; он благодарно взглянул на д’Артаньяна, потом улыбнулся Раулю той странной улыбкой, которая заставляет детей, когда они ее замечают, гордиться собой.
«Теперь, — подумал д’Артаньян, от которого не ускользнула немая игра их лиц, — я в этом уверен».
— Надеюсь, — сказал Атос, — несчастный случай не имел последствий?
— Еще ничего не известно, сударь. Из-за опухоли доктор ничего не мог сказать определенного. Он опасается все-таки, не повреждено ли сухожилие.
— И вы не остались дольше у госпожи де Сен-Реми?
— Я боялся опоздать к ужину, сударь, и заставить вас ждать себя.
В эту минуту крестьянский парень, заменявший лакея, доложил, что ужин подан.
Атос проводил гостя в столовую. Она была обставлена очень просто, но ее окна с одной стороны выходили в сад, а с другой — в оранжерею с чудесными цветами.
Д’Артаньян взглянул на сервировку, — она была великолепна; с первого взгляда было видно, что это все старинное фамильное серебро. На поставце стоял превосходный серебряный кувшин. Д’Артаньян подошел, чтобы посмотреть на него.
— Какая дивная работа! — сказал он.
— Да, — ответил Атос, — это образцовое произведение одного великого флорентийского мастера, Бенвенуто Челлини.
— А что за битву оно изображает?
— Битву при Мариньяно, и как раз то самое мгновение, когда один из моих предков подает свою шпагу Франциску Первому, сломавшему свою. За это мой прадед Ангерран де Ла Фер получил орден святого Михаила. Кроме того, пятнадцать лет спустя король, не забывший, что он в течение трех часов бился шпагой своего друга Ангеррана, не сломав ее, подарил ему этот кувшин и шпагу, которую вы, вероятно, видели у меня прежде; тоже недурная чеканная работа. То было время гигантов. Мы все карлики в сравнении с теми людьми. Садитесь, д’Артаньян, давайте поужинаем. Кстати, — обратился Атос к молодому лакею, подававшему суп, — позовите Шарло.
Паренек вышел, и спустя минуту вошел тот слуга, и которому наши путешественника обратились по приезде.
— Любезный Шарло, — сказал ему Атос, — поручаю вашему особенному вниманию Планше, лакея господина д’Артаньяна, на все время, пока они здесь пробудут. Он любит хорошее вино: ключи от погребов у вас. Ему часто приходилось спать на голой земле, а, вероятно, он не откажется от мягкой постели, позаботьтесь и об этом, пожалуйста.
Шарло поклонился и вышел.
— Шарло тоже милый человек, — сказал Атос.
— Вот уже восемнадцать лет, как он мне служит.
— Вы очень заботливы, — сказал д’Артаньян. — Благодарю вас за Планше, мой дорогой Атос.
При этом имени молодой человек широко раскрыл глаза и посмотрел на графа, не понимая, к нему ли обращается д’Артаньян.
— Это имя кажется вам странным, Рауль? — сказал, улыбаясь, Атос. — Так звали меня товарищи по оружию. Я носил его в те времена, когда д’Артаньян, еще два храбрых друга и я проявляли свою храбрость у стен Ла-Рошели под начальством покойного кардинала и де Бассомпьера, ныне также умершего. Д’Артаньяну нравится по-старому звать меня этим дружеским именем, и всякий раз, когда я его слышу, мое сердце трепещет от радости.
