Александр Дюма - Капитан Ришар
Луи был пешим; он вернулся назад и стал изо всех сил звать Поля.
Ему ответил голос.
И посреди массы падавшего снега он пошел на этот голос. Тем временем начал образовываться холмик, покрывавший всадника вместе с лошадью. Поль упал, и нога его была придавлена животным; не имея возможности выбраться из-за ранения ноги, он безучастно ждал смерти, когда до него донесся голос брата. Сверхчеловеческим усилием Луи приподнял лошадь, которая уже была трупом, и высвободил ногу брата; потом подтащил его к себе, поднял на руки как ребенка и попытался унести.
Но Поль объяснил, что таким образом им невозможно следовать за колонной; тогда Луи прислонил брата к трупу его лошади и бросился к своим спутникам.
Поль уже вытащил пистолеты из седельных кобур и приготовился стрелять в первых двух казаков, если они приблизятся к нему.
Луи догнал колонну, которую расстреливала русская артиллерия, и, пеший, смешался с рядами всадников (их оставалось около ста пятидесяти). Первый же убитый уронил поводья прямо в руки Луи, только этого и ждавшего; он высвободил ноги мертвого, вскочил в пустое седло и, повернув лошадь головой к русской армии, поскакал обратно.
Время от времени он останавливался и громко кричал; чтобы не сбиться с направления, он принял за ориентир огромную ель, но хлопья снега образовывали перед его глазами такую плотную завесу, что невозможно было что-нибудь различить в десяти шагах. Он продолжал звать. Ему ответили, и Луи направился в сторону, откуда послышался голос.
Артиллерия била по-прежнему. Однако муки и холод были так велики, что никто больше не обращал внимания на пули и картечь. Счастлив оказывался тот, кого убили сразу! Что было страшным, так это снег, холод и пожиравшие полумертвых раненых волки.
Так, перекрикиваясь, братья нашли друг друга.
Луи опять поднял Поля на руки и посадил на лошадь. То ли сделав над собой огромное усилие, то ли не чувствуя свою раненую ногу, капитан не проронил ни одного стона. Луи ухватил лошадь за поводья, Поль уцепился за седло, и они отправились вслед за французской колонной.
Около полульё — словно в той сказке, в которой бедным детям указывали дорогу разбросанные камешки, — путь прошедшей колонны указывали трупы, а вернее сказать, холмики и кровавые следы.
Когда они одолели пол-льё, оставалась только кровь раненых, которые смогли продолжить свой путь; затем, покрытая снегом, в свою очередь исчезла и кровь.
Братья были вне досягаемости русских снарядов; дальше нужно было идти наугад.
Через два часа лошадь, не получавшая корма от самого Смоленска, начала спотыкаться на каждом шагу и наконец упала. Два или три раза Луи удавалось поднимать ее.
Тогда Поль стал умолять Луи оставить его: тот, здоровый и тепло одетый, мог, взяв с собой медвежью шкуру, которой был накрыт его брат, догнать колонну и спастись (конечно, если ей это удастся); но Луи только пожал плечами.
— Брат, — сказал он, — ты видишь, что маршал сделал обманный маневр, который даст время армии Кутузова пройти, потом вернется назад, доберется до Днепра, перейдет его и присоединится к французской армии где-нибудь около Ляд или Орши.
Поль только покачал головой:
— Когда же, ты думаешь, колонна вернется обратно?
— Этой ночью или завтра утром, самое позднее, — уверенно ответил Луи.
— Тогда давай договоримся.
— Как?
— Ты обещаешь, что сдержишь слово?
— Говори.
— До завтрашнего утра я согласен на твою помощь; завтра на заре, если колонна не подберет нас, ты меня бросишь.
— Посмотрим.
— Завтра на заре ты меня оставишь?
— Хорошо, согласен, — ответил Луи, чтобы сломить сопротивление брата, — договорились.
— Дай твою руку.
— Вот она.
— До завтрашнего утра делай со мной что хочешь.
Луи оглянулся вокруг: какая-то армия — по-видимому, армия принца Евгения — стояла тут биваком; лишь одна-единственная изба осталась посреди белой пустыни: она несомненно служила укрытием для вице-короля. Луи поднял брата на руки, донес его к избе, прислонил к самой дальней ее стене, потом огляделся в поисках дров.
Несколько хилых елочек, грустных, белых, как привидения, виднелись то тут, то там; многие из них были срезаны пушечными ядрами. Луи собрал большую охапку ветвей и занес в избу, затем подобрал несколько стеблей соломы, лежавшей в углу.
Поль понял, что намеревается сделать брат, и протянул ему один из своих пистолетов; но Луи предложил не трогать их: это была защита от волков, которые, быть может, придут навестить их ночью, а также от казаков, которые безусловно навестят их на следующий день.
Он пошел к упавшей лошади, пошарил в кобурах и нашел там не только пару пистолетов, но еще и мешочек с порохом и пулями.
Довольный своей находкой, он вернулся обратно.
Раненый с глубокой нежностью следил за ним глазами. Чтобы успокоить брата, Луи старался казаться беспечным, почти веселым. Он стряхнул снег со смолистых веток, сложил их в кучу посреди избы, другую груду соорудил в углу, засунул под ветви всю найденную солому, достал из кармана клочок бумаги, завернул в него заряд пороха, оставил в пистолете часть порохового заряда, поднес дуло к бумаге и отпустил собачку. Пламя из пистолета зажгло бумагу, и порох тотчас же вспыхнул.
Тогда Луи быстро встал на колени и стал раздувать пламя: бумага и солома тут же разгорелись, а затем, не сразу, запылали и еловые ветви.
Пять минут спустя костер пылал, и надо было только поддерживать его.
— Ну, а теперь, — спросил Поль, — что мы будем есть?
— Подожди, — ответил ему Луи.
Он вернулся к лошади, чтобы отрезать от нее кусок тульским кинжалом, который ему дал его брат и который ему хорошо послужил, когда требовалось избавиться от русских; но бедное животное еще не сдохло и, словно предчувствуя, что его ждет, с трудом поднялось, вошло в хижину, приблизилось к огню и принялось щипать зеленые еловые ветки.
— Ах ты лакомка! — воскликнул Луи.
Убить лошадь у него не хватило мужества, да и Поль воспротивился этому: если бы удалось прибавить лошади немного сил, то на следующий день можно было бы ее использовать.
Луи отправился на разведку, оставив брату фляжку с сохранившимися в ней несколькими каплями водки. Он нашел лиственницу (ее ветки были менее горькими, чем у ели), срезал деревце целиком и вернулся, волоча его за собой. Самые нежные ростки послужили пищей лошади; ветки и ствол он отложил в сторону, чтобы поддерживать ими огонь.
Наступила ночь.
— Все это хорошо, — сказал Поль, — но что мы будем есть?
— Будь спокоен, — ответил Луи. — У меня есть план.
