Иван Дроздов - Покоренный "атаман"
Сыч было хотел заговорить о статье, но Архипыч его перебил:
— Теперь вы понимаете, какие идеалы хочу я посеять в ваших молодецких головушках?..
Зазвонил телефон. Архипыч нехотя взял трубку.
— Кто говорит?.. А-а, директор музея. Приветствую, Леонид Максимович. Для Лободы зал отвели? Хорошо. Приду. Без меня не оформляйте. Напутаете.
В голосе Архипыча слышалась уверенность. Музей, Лобода… — тут он был хозяин.
Курган прошелся по просторному кабинету, взмахнул театрально рукой:
— Завидую тебе, старик, по–хорошему завидую. Ты правильно начинаешь. В гуще жизни, всегда в бегах, заботах. Спартанская жизнь у тебя, здоровая. Только не будь статистом. Читателю надоела трескотня цифр, тонны угля, окоты, опоросы. Душа истосковалась по живому слову. Люди хотят знать, что хорошо и что плохо в наше время. Все говорят о передовой морали, высокой нравственности, о нормах поведения, но какая она — эта норма? Какая мораль, какая нравственность?.. Глупо же думать, что человек воспитается сам по себе. Нет–нет, все надо рассказывать людям, растолковывать. Мораль — она, как и все на свете, по законам диалектики развивается. Ах, как много еще нами недопонято, недоосмыслено, непроработано нашим умом!.. Добро бы знаний не хватало, а то ведь кого ни возьми из пишущей братии — на лацкане пиджака ромбик висит: то университетский, то инженерный, а то еще какой–нибудь. Вот что обидно — ученые все!
— Вы вот говорите о газете, — оживился Сыч, — а я подумал: хорошо бы Архипычу громыхнуть статьей. И тема есть подходящая: Каирова разделать.
— Каирова, говоришь? Это за что же?.. Впрочем, грехов у него немало. Но его голыми руками не возьмешь. Нужны факты и факты. На него, как на медведя, — с рогатиной нужно идти.
— Факты полгода собираю. Важно, чтобы автор статьи был авторитетным. Так что, Архипыч, по рукам!..
Архипыч не сразу согласился написать статью. Дважды или трижды заходила в комнату Алиса Петровна, метала на мужа тревожные взгляды, но Евгений не придал им значения.
Сыча пригласили обедать. За столом Женя «выкладывал» факты, обговаривал конкретные аспекты статьи, а хозяйка все так же бросала на мужа косые взгляды.
Провожая Сыча, Архипыч сказал:
— Задал ты мне, старик, задачу. Лаборатория автоматики — это институт, а институт — честь совнархоза. Тут ворошить опасно. Ну да ладно, давай напишем.
Глава девятая
1
Соловей поужинал, принял душ, когда в коридоре часто и прерывисто зазвонил телефон.
— Рома, тебя из Степнянска! — позвала жена.
К телефону шел не торопясь, по пути машинально завязывая шелковый шнурок пижамной куртки.
— Боря, ты?.. Привет, дорогой, привет. А? Что там с тобой стряслось? Почему твой голос так дрожит… Ну вот, я так и думал, я знал: с тобой непременно должно было что–нибудь случиться.
Софья Григорьевна тихонько раскрыла дверь кухни, прислушалась. Из Степнянска мог звонить только Каиров. Зачем ему понадобился Рома?..
— Академик болен, — кричал в трубку Соловей. — Второй месяц он лежит… Написать опровержение в редакцию? Не могу, дорогой, болен академик. А? Мне подписать? Я, слава богу, не академик. Моя подпись… А? Позвонить? Это можно. Конечно, из канцелярии академика. Да, да, так и скажу: его помощник.
Закончив разговор, Соловей с сердцем бросил трубку. Сделал несколько шагов по коридору, заглянул на кухню и снова прошелся по коридору.
— Ты хотел мне что–нибудь сказать? — вышла Софья Григорьевна из кухни. Она держала в руках стакан с кефиром.
— Я всегда говорил, что не надо взлетать высоко. Каиров взлетел слишком высоко. Я знаю, что это такое. Я еще в детстве, когда мне было двенадцать лет, поднимался на вышку городской купальни. Снизу на тебя все смотрят, внизу галдят: прыгнет или не прыгнет? А что, если сорвется — вот будет потеха! Но это еще не главное. Там, вверху, существует зависимость: чем выше, тем меньше места. Вот что важно. Каждый хочет примоститься поудобнее, покрепче схватиться за поручни. Кому хочется лететь с большой высоты?..
— Рома, ты говоришь загадками. Борис Ильич не занимает чужого места, он известный в научных кругах человек.
— Вот–вот, известный. О! Он очень известный! Рома развел руками, словно хотел сказать: «Его знает весь мир». И продолжал:
— Но спросите вы у меня, какой он ученый!..
— Рома, ты несправедлив к Каирову. Борис Ильич наш приятель.
— Знаю, знаю — не волнуйся. Мне просто противно, когда человек слишком не похож на себя. В другой раз я и сам себе становлюсь противен. Но я честен, не надеваю маски и не дурачу людей. Все знают, чего хочет Соловей и чего он стоит. Я тоже это знаю и не лезу в облака. Я помощник, и это моя профессия. Он думает, что я неудачник и дурак. Да, да, да!.. — остановил Соловей жену, пытавшуюся ему возразить. — Люди, подобные Каирову, высоко задирают нос. Они слишком рано начинают верить в свое превосходство над всеми другими. Получают должности, звания и тотчас забывают, какими путями они это сделали. Я знаю многих Каировых, и все они такие. Ну ничего, пусть Рома для них неудачник. Когда им припекает одно место, они бегут к Роме. Все бегут, все!.. Каиров даже мне говорит одно, а думает другое. Рома Соловей для него неудачник, Рома Соловей неуч. А как только припечет — Рома, помоги!..
— Но ты не откажешь Каирову в помощи, — заговорила Софья Григорьевна, — ив голосе ее слышалась просьба. Она осторожно поставила кефир на тумбочку возле койки мужа. — Вы так давно с ним знакомы.
Соловей с усилием улыбнулся, нежно похлопал жену по щеке. Потом чинно, не торопясь лег в постель. Софья Григорьевна поправила под головой мужа подушку, дернула включатель ночного бра и тихо удалилась в комнату, где спал ее Мишенька.
Утром, собираясь на службу, Соловей не вспомнил о Каирове, будто и не было звонка из Степнянска, но едва пришел в Комитет, тотчас же позвонил редактору степнянской газеты.
Со Степнянском соединили тут же. Редактор долго не мог понять, кто с ним говорит.
— Государственный Комитет! — кричал Соловей в трубку. — Ну да, я помощник председателя. Недовольны статьей о Каирове. Как вы могли пропустить?.. Будем писать опровержение. Подождать? Можно и подождать. Только вы там построже накажите клеветников и дайте опровержение. А как же? Ошельмовали крупного ученого, оскорбили…
Редактор сбивчиво, путано говорил что–то в свое оправдание. Соловей не церемонился.
— Ладно, — сказал Соловей. — Подождем неделю, а гам пеняйте на себя.
И повесил трубку.
2
Редактор областной газеты Василий Григорьевич Бузылев читал гранки статей. Как всегда в утренние часы, он читал статьи очередного номера. И что бы ни случилось в редакции, в Степнянске, в целом мире, он должен был читать мокрые, пахнущие типографской краской полосы. Газета, как время, ждать не может.
