Вольф Серно - Тайна затворника Камподиоса
Эльвира смерила его долгим холодным взглядом и подчеркнуто медленно произнесла:
– Тогда прочь отсюда, и чтобы я никогда тебя здесь не видела, церковный ты ДЬЯВОЛ!
ДЬЯВОЛ! Этого условного слова Мартинес только и ждал. Он едва не пропустил его мимо ушей, до того его увлекла сама перепалка. Он набрал полную грудь воздуха, вытянул губы и изо всех сил плюнул в дырку в пологе. Пролетев по крутой траектории через всю комнату, плевок шмякнул Игнасио прямо в левый глаз. Лицо церковного сановника окаменело. Эльвира истерично расхохоталась.
– Вот тебе святая вода, дьявол! Вижу, не нравится тебе? А теперь исчезни, пока я не велела вышвырнуть тебя вон!
– Это богохульство! Ты об этом еще пожалеешь! – прошипел Игнасио и посмотрел в ту сторону, откуда в него плюнули. – Кто это сделал? – он сделал вид, будто сейчас вот возьмет и заглянет за полог.
– Не смей, если дорожишь своей жизнью! – холодно предостерегла его Эльвира. – У меня с недавних пор появились друзья не менее влиятельные, чем твои. А может быть, они и поважнее твоих будут. И один из них стоит за пологом!
Игнасио испуганно остановился. На лице его сейчас ярость сменилась растерянностью и недоумением. Натянув на себя поскорее сутану, он привел себя в порядок. Уходя, инквизитор бросил Эльвире через плечо:
– Трижды проклинаю тебя и умоляю Господа нашего, чтобы он отправил тебя в ад!
– Крест не забудь, святой ты наш! – напомнила Эльвира.
Следующим отказавшимся платить поклонником оказался богатый суконщик. Он появился на другой вечер «в очередной раз выразить свое уважение моей приятельнице Эльвире», как он выразился. И на этот раз Мартинес не выполнил от точки до точки полученный от Эльвиры приказ. Сквозь дырку в пологе он увидел низкорослого, толстого, в пух и прах разодетого господина, который первым делом положил на ложе розгу.
– Вижу, ты опять пришел со своей игрушкой, – сказала Эльвира, которая, как и накануне, потягивалась в свете свечей, раздевшись на своем ложе.
– О, Эльвира, великолепная моя! Я только пощекочу и пощиплю тебя слегка! Тебе лучше всех известно, до чего пресен обычный акт любви. Нет, мы его приперчим, мы друг друга чуть-чуть разогреем, подстегнем, воспламеним, пока удержу нам не будет, и мы подарим себя друг другу!
Он умолк и начал суетливо расстегивать пуговицы на своем камзоле.
– Прошу, помоги мне раздеться!
Эльвира, уже совершенно обнаженная, поднялась с ложа, чтобы прийти на помощь тучному поклоннику. С помощью ее ловких рук суконщик разоблачился очень быстро. На пол полетели пышное жабо, золотая цепочка, на которой был аметист величиной с куриное яйцо, атласный камзол, рубашка из брюссельских кружев, широкий пояс с кожаным кошельком, отороченные кружевами стеганые панталоны из тяжелой парчи с разрезами, узкие шелковые чулки и, наконец, пара красивых кожаных сапог от лучшего мастера. «Так чистят луковицу!» – ухмыльнулся Мартинес.
– Наконец-то, любимая! – восторженно воскликнул суконщик. – Наконец-то я стою перед тобой таким, каким меня создал Господь! – он стал одной ногой на ложе и взял розгу. Мартинес обратил внимание на то, что не только его грудь и плечи, но и вся спина и похожий на барабан живот густо поросли волосами.
– Я сильно сомневаюсь, мой дорогой Фадрике, – сухо возразила ему Эльвира, – чтобы Бог сотворил тебя таким, каков ты сейчас. Ладно, давай начнем...
«Выходит, эту жирную жабу зовут Фадрике», – запомнил Мартинес.
– Ода, красавица моя! – воскликнул суконщик. – Я жду не дождусь твоих ласк! – он вскарабкался на ложе, разлегся на нем во весь свой рост и одновременно протянул Эльвире розги. Это были крепкие стебли камыша, собранные на одном конце красивым серебряным кольцом.
– Начинай же! – взмолился он.
Эльвира размахнулась, но не очень сильно ударила его розгами между лопаток.
– Вот так, хорошо. Но посильнее!
Эльвира постаралась выполнить его желание, розга так и свистела в воздухе, удары хлестали по телу так, что после каждого удара плоть суконщика словно глухо постанывала.
– Не переставай! – проквакал Фадрике. – Ради Пресвятой Матери Господней, не переставай, продолжай сколько есть сил!
«У тебя, похоже, времени куда больше, чем у его преосвященства!» – подумал Мартинес, ухмыляясь за пологом. Эльвира объяснила ему, что Игнасио всегда наносит свои визиты сразу после обеда, чтобы вовремя поспеть к вечерней мессе.
Эльвира продолжала настегивать Фадрике. Мартинес видел, что кожа, поросшая волосами, сделалась темно-багрового цвета.
– Теперь довольно, – сказала она, откладывая розги в сторону.
– Пожалуйста, еще! Я уже почти расслабился! Ну, еще хоть немного!
– Будь по-твоему, – и она опять стала похлестывать его по спине. Но вот наконец, маленький толстяк испустил радостный вопль:
– Во-от тта-а-а-кк! – завопил он и заелозил на ложе, опрокинувшись навзничь. И все кругами, как юла.
– У меня времени в обрез, мой маленький бычок! После тебя придет еще один мой ухажер. Я живу на широкую ногу, как тебе известно, а это стоит больших денег. Ты в последнее время что-то мою кассу пополнять перестал, хотя к услугам моим прибегал неоднократно. Ты задолжал мне три золотых дублона.
– Три золотых дублона?! За что?! – Фадрике мгновенно вышел из роли готового на все ради получения удовольствий поклонника, став тем, кем он всегда и был, – прижимистым торгашом. – Много ли я видел от тебя радостей? Если хорошенько подумать, ты только и делала, что мучила меня, заставляя каждую мелочь вымаливать. Ты даже упомянула что-то о том, что собираешься выдоить меня, как корову! Я-то понял это совсем иначе, а ты вот о чем!.. И за это три золотых дублона? Не может быть и речи!
– Я настаиваю на этом.
– Тьфу, – Фадрике презрительно махнул рукой. – Я деловой человек, а времена сейчас трудные. Не думаешь же ты в самом деле, что я ношу при себе такие деньги.
Эльвира стояла у ложа перед кучей пестрых вещей, которые сбросил с себя этот скупердяй.
– Если ты отказываешься расплатиться со мной, я возьму себе то, что посчитаю нужным, – и потянула на себя золотую цепочку с крупным аметистом.
– Ее я оставляю у себя. А ты давай одевайся и не заявляйся сюда, прежде чем вернешь, что должен.
– Не-ет! Этот камень – мой талисман! – толстяк с неожиданной для человека его сложения прытью пополз к краю ложа.
– А теперь он будет у меня, – Эльвира нагнулась и задула свечи. Сразу стало так темно, что собственной ладони не увидишь, если руку вытянешь. Фадрике не на шутку испугался и не произносил ни звука.
Мартинес, для которого погасший свет был сигналом к действию, стоял на том же месте, что и вчера. Он точно представлял себе, где находится толстяк. Хуан рывком раздвинул полог и в один прыжок оказался у ложа – как раз там, где стоял, словно окаменев, суконщик. Мартинес схватил обеими руками его маленькую круглую голову, опустился на колени и потянул торговца за волосы на себя, пока не, зажал его голову между своими ногами. Руками тот беспомощно сучил в воздухе. Мартинес изо всех сил сжал колени. Суконщик глухо взвыл. Он тщетно пытался освободиться из тисков. А Мартинес все никак не мог нащупать в темноте брошенные на ложе розги. Но вот они у него в руке, он размахнулся и стеганул что было мочи. Послышался пренеприятнейший чавкающий звук, как будто они погрузились в рыхлое тело. Суконщик глухо завыл. Он снова попытался оттолкнуть своего невидимого мучителя, но опять у него ничего не вышло. Фадрике завизжал теперь, словно его сажали на кол.
