Юрий Волошин - Пиратское братство
– Капитан, разве можно белого товарища наказывать за какие-то проделки с дикими? – подал голос Жан Пройдоха, задиристо выпятив свою козлиную бородку.
– А ты уверен, что сам не являешься диким? Не слишком ли много ты берешь на себя?
– Капитан, стоит ли заводить такую бучу из-за каких-то там дикарей? – голос Ива звучал примирительно, хотя в нем прослушивались и нотки угроз. – Ну пошутили малость, ну побезобразничали, с кем не бывает?
– Это не шутки, Ив. За этим может последовать большая неприятность. Потому я решаю сурово наказать виновных. Из их средств придется оплатить убыток старосте, а виновных наказать десятью плетьми. И это только для убеждения, волки!
После недолгого гвалта и криков виновные все-таки понесли наказание, деньги были выплачены, а старосту заверили в том, что в дальнейшем это больше не повторится.
Следующие несколько недель прошли спокойно, и работы по ремонту шли своим чередом. Отношения с малайцами почти наладились, но прежней сердечности уже не было. И работали они уже не с таким усердием, а вскоре и вовсе почти перестали приходить. Правда, продовольствие продолжали продавать.
Море частенько преподносило свирепые тайфуны и штормы. Дожди лили почти каждый день, и все это едва удерживало матросов от проявления буйства или другого неповиновения. Ропот и недовольство команды нарастали, и сторонников капитана становилось все меньше.
Однако как ни медленно тянулось время, а все же работы подходили к концу, на горизонте замаячило плавание, а значит, и захват нового приза. Это как-то приободрило команду, но за несколько дней до отплытия опять случился переполох.
– Капитан, опять эта троица и с ними Филей бесчинствовали в селении, – доложил Жак, входя под навес к капитану.
– Неужто осмелились, Жак? Давай-ка опять собирать народ. Будем их судить. На этот раз придется применять более суровые меры.
– Поддержит теперь нас этот народ? Уж больно озверели в этой глуши наши матросы.
– Тогда тем более необходимы наши решительные действия. Собирай людей немедленно, Жак.
Капитан сразу же обратил внимание, что настроение матросов очень агрессивное. Они невнимательно слушали капитана, а Робер Кривой даже высказал предложение, которое заставило толпу притихнуть:
– Братцы! Чего нам слушать капитана? Сколько можно терпеть его самоуправство? Мы свободное братство и можем обойтись без его указаний! Пусть нами командует Ив! Чем не капитан?!
Наступило гробовое молчание. Затем матросы зашумели, загалдели, а Фернан выступил вперед и бросил в толпу:
– И вы думаете, что ваш Ив сможет вести судно? Или вам кажется, что без капитана вы куда быстрее набьете свои кошельки? Одумайтесь, вы, безмозглые! Куда вам без капитана?
– А пусть Жак нами управляет! – раздался голос еще одного верзилы, который ощерился красными зубами – жвачка бетеля постоянно заполняла его рот.
– Не управляет, Гийом, а выполняет наши указания! – дополнил Луис.
– Угомонитесь, олухи! – крикнул Дуарте, выступая вперед. – Чего вам недостает? Погулять по-скотски захотелось? Капитан пытается из вас достойных людей сделать, а вы звереете! Надо же, поддались на уговоры Ива и Луиса? Жадность вас захлестнула! Вы хуже зверей – они своих не едят, как хотите сделать это вы! Устыдитесь, бараньи головы!
– Что он говорит?! – взвился голос Жана Пройдохи. – Повесить его за слова такие! Нашелся защитник! Нас тут грабят, а он, видать, получает долю от награбленного, вот и поет под капитанову дудку! Повесить негодяя!
– Одумайтесь, братья! – Голос Леонара прорвался сквозь общий гвалт. – Разве не видно, что среди нас завелась паршивая овца! Вот кого надо оставить тут одного, и пусть сам рассчитывается за свои дела!
– Правильно, Леонар! Сделаем так! – это крикнул Пьер, выскакивая вперед с горящими от ярости глазами. – Им мало того, что им дают, так они позарились на общее! Не бывать этому! Оставить их тут, на острове!
Гардан делал отчаянные усилия, оттаскивая друга назад, но тот отбивался, нанося уже по-настоящему увесистые удары.
Кое-где моряки уже стали обмениваться ударами кулаков, кто-то подскочил к капитану с угрожающими взмахами рук, но тот спокойно и неожиданно ударил нападавшего в подбородок, и матрос растянулся на песке, раскинув руки. А капитан уже с обнаженной шпагой в правой руке и с пистолетом в левой стоял и свирепо обводил глазами толпу. В установившейся относительной тишине он крикнул:
– Всем разойтись! Иначе прольется кровь! Подходи, кто посмелей! И я гляну ему в глаза! Смелее, канальи! Чего остановились? Подходи, собаки тявкающие! Я вас не боюсь!
Кто-то попробовал пискнуть, но тут же замолчал. Вид капитана был грозен, а все знали, что драться с ним – задача нелегкая. Его подвижная фигура, налитая сгустками мускулов, внушала опасение, а умение виртуозно владеть любым оружием было всем хорошо известно. Матросы застыли на месте, а половина их просто перестала поддакивать Иву и компании.
Никто не захотел испробовать силу клинка капитана и искушать судьбу. Постепенно крики перестали пугать окрестных птиц, матросы помаленьку успокоились и разошлись в конце концов по своим рабочим местам.
Бунт как-то сам собой утих, экипаж как бы утвердил любое решение капитана, хотя оно и не было еще произнесено вслух. Матросы не сомневались, что наказание обязательно последует и никто его не в силах будет отменить. Во всяком случае, сейчас. И капитан на этот раз не будет совещаться с командой.
Неделю спустя Жак собрал весь народ к навесу капитана. Тот вышел в праздничном одеянии и при оружии. Его шляпа с пером была надвинута на лоб, закрывая тенью глаза. Он оглядел собравшихся равнодушным взглядом, вздохнул и произнес довольно тихо:
– Братья волки! Я много думал эти дни. У нас в братстве появились недоброжелатели. Они не могут унять своих алчных устремлений. Им подавай то, что принадлежит всем, жадность затмила им разум. Потому я решил оставить здесь одного из этих жаждущих чужого, и пусть он сам решает свою судьбу. Его доля переходит жителям селения, которые были обижены. Но не вся. Половина пойдет на общественные нужды.
– Позволь узнать, капитан, о ком именно ты говоришь? – подал голос Ив, поглядывая по сторонам, определяя, каково отношение команды к услышанному.
– Это будет Филей, самый активный участник беспорядков, учиненных в селении. Этот приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Я его принял единолично, и да простит мне это Бог!
Легкий шумок пронесся по толпе, но никто не подал голоса в защиту матроса. Лишь спустя какое-то время он сам отчаянно завопил:
– Почему я один! Что я, самый крайний? Многие из нас там были! Капитан, это несправедливо! Помилуй, я…
