Генри Триз - Мечи с севера

Казна была разграблена, и Харальд отправил свою долю, весьма и весьма внушительную, на одном из драккаров в Киев, на сохранение отцу своей невесты, князю Ярославу.

Через месяц Харальд прибрал к рукам казну Тарры и послал на север еще один драккар с добычей. Затем он сжег три деревни между Фестеем и Идой, потому что крестьяне отказались платить новый налог на скот.

– Я чуть ли не жалею о том, что Отвиль недостаточно сильно ударил его копьем тогда в лесу, – признался Ульв Эйстейну. – Из-за него у нас дурная слава. Ты заметил, что стоит нам выйти из городских стен, как нас окружает пустота: ни людей, ни скотины. Все живое прячется при нашем приближении. Не нравится мне это, брат.

– Прежде и я, и моя дружина, честно зарабатывали себе на хлеб, пусть это нелегко было сделать, – ответил Эйстейн. – Мы не считаем себя самыми лучшими в мире христианами, но жечь деревни – это не по нас. Крики женщин и детей не дают нам уснуть по ночам.

Глаза Ульва наполнились слезами:

– Брат, ты хорошо знаешь меня. Я вовсе не кровожаден, но мне стало ясно, что если Харальда не остановить, люди повсюду в мире скоро будут плевать при одном упоминании его имени. Существует лишь один способ помешать ему и дальше творить безумства.

И достал из ножен, висевших у него на поясе с правой стороны, кинжал. Здоровенный этот, в локоть длиной, кинжал был широк у рукоятки, а к концу сужался, оканчиваясь тонким острием. На клинке были выточены продольные бороздки, а рукоять вырезали из желтоватого гренландского моржового клыка. Не самое красивое оружие, но в опытной руке самое что ни на есть смертоносное. Лезвие его было равномерного темного цвета: видно, кинжал никогда еще не точили.

Эйстейн взглянул на него искоса, как и положено воину смотреть на такие штуки, и сказал:

– Убери-ка это брат. Такие дела не по мне.

Ульв засунул кинжал обратно в ножны, но от замысла своего не отказался.

Неделей позже на допрос к Харальду привели одну старуху. Она сказала, что живет на склоне древней горы Дикты, где, по ее словам, Гея родила Зевса. Харальд приказал ей приблизиться, потом спросил:

– И где же он родился? В прекрасном дворце?

Старушка рассмеялась:

– Нет там никаких дворцов, викинг. Он родился в гроте. И по сию пору люди находят в этом гроте такое!

Харальд взял ее за плечо и притянул к себе.

– И что же там находят?

– Пощади, господин!

– Что там находят?

– Вещи, которым нет цены, потому что они обладают магической силой. Все больше топоры и мечи.

Харальд отпустил ее и сказал:

– Дайте ей еды и питья, но денег не давайте. Крестьяне немы, они не знают цены деньгам. И пусть собирается в дорогу.

Как жадную рыбину влечет крючок с наживкой, так увлекла Харальда мысль отыскать Зевсов грот.

Когда наступила весна, варяги отправились на Дикту и там отыскали просторную пещеру в известняковой породе. В конце просторного зала была пропасть глубиной футов в двести. Тридцать варягов под предводительством Эйстейна и Ульва спустились туда с помощью веревок. На дне обнаружилось подземное озерцо, далее следовала целая анфилада просторных залов, украшенных каменными колоннами. Все это великолепие было создано природой. Однако, сколько они ни искали, найти им удалось лишь бронзовую брошь с рельефом, изображавшим женщину в юбке с оборками и пальму.

Когда они поднялись наверх, Харальд спросил:

– А где же топоры и мечи?

– Больше там ничего не было, – смело ответил ему Эйстейн. – Если ты нам не веришь, пойди посмотри сам.

Он произнес эти слова с вызовом, как будто говорил с врагом.

Харальд повертел брошь в руках и сказал со злостью.

– Для моего старого капюшона она, может, и подойдет, а для плаща мала.

– Я бы на твоем месте повнимательнее ее рассмотрел, сын Сигурда, – сказал Ульв. – Может, в этом изображении есть какой-то смысл. Может, оно предрекает твою гибель.

Он тоже говорил с вызовом, и в его голосе не слышалось дружеской приязни.

Харальд любезно улыбнулся и покосился на брошь:

– Нет, там только женщина, танцующая под деревом.

– Что ж, тогда тебе нечего бояться, – заметил Ульв.

– У тебя, брат, видно ум зашел за разум от блуждания в темноте, – проговорил Харальд. – Что может быть страшного для воина в женщине, да и в дереве, кстати, тоже?

– И то верно, – согласился Ульв.

Они воротились в Сидонию. А там случилось вот что. Пристрастившийся к местному вину Харальд как-то выпил лишнего, сидя у жаровни в обществе Халльдора, и вдруг увидел, что в отдалении в темном углу залы, появился Олав, его сводный брат, погибший в битве при Стиклестаде.

– Ба, братец, мне не сказали, что ты на Крите, – поднимаясь со стула, пробормотал Харальд. – А то я пришел бы в гавань поприветствовать тебя.

Святой Олав ответил ему сурово:

– Не вставай, Харальд, а то еще свалишься.

Харальд рассмеялся было, но тут же смолк, заметив, сколь гневен устремленный на него взгляд Олава.

– Ты нынче совсем не таков, каким я знал тебя в былые времена, когда король данов двинул на нас свои рати. И не надо ничего мне объяснять. Я и так все знаю. Слушай внимательно, ибо долго я здесь не пробуду. У меня есть более важные дела, чем возиться со всякими ворами и предателями.

При этих словах Харальд нахмурился было, но он был настолько пьян, что даже не мог подняться со стула, так что пришлось ему выслушать все до конца.

– Ты, чай, думаешь, что наша мать будет гордиться тобой, – продолжал Олав. – Ей, конечно же, будет приятно узнать, что ты предал императора, которому присягал на верность, что ты жжешь мирные деревушки, что ты не желаешь исполнить свой долг в Иерусалиме, что ты шлешь корабли с барахлом в Киев, вместо того, чтобы придти на помощь нашим братьям-христианам, гибнущим в борьбе с иноверцами.

– Олав, есть вещи, которых даже ты не можешь понять, – помолчав, возразил ему Харальд. – Слишком давно ты покинул этот мир.

– Я все вижу и все понимаю, – сурово ответил Святой Олав. – Я не Халльдор и не Хельге, чтобы с восторгом ловить каждое произнесенное тобой слово. Не забывай, кто я. А теперь слушай внимательно, брат, ибо я не скоро вновь явлюсь тебе.

– Говори, брат, я слушаю, – смиренно молвил Харальд.

– Я не нуждаюсь в твоем дозволении, чтобы сказать то, что должен, – по-прежнему сурово заметил Олав. – Немедля прекрати мародерство и при первой возможности отправляйся ко Гробу Господню в Иерусалим. Там уже началось возведение храма. Непременно сделай это, а иначе ты мне больше не брат.

Харальд послушно кивнул.

– Но скажи мне, что означает изображение на броши, женщина и дерево?

Олав уже исчезал, как бы растворясь в воздухе, но все же он ответил, улыбнувшись впервые с начала разговора: