Александр Мазин - Белый Волк
Скиди вел себя как тяжелобольной. Почти не соображал. Не выдал обычной мужской реакции на прикосновения привлекательной девушки. Он был вялым и мягким, как червяк. И это было отлично, потому что означало, что парень – отличный рабочий материал, а я всё сделал как надо. Для зажимов, спазмов, судорог и прочих симптомов перегрузки у организма Скиди просто не осталось сил. Завтра, конечно, ему будет несладко… Ох, несладко!
Бетти выполнила всё в точности, поглядывая на меня с укоризной: завтра вся поверхность юного дана станет синей, как у мороженого цыпленка.
Ничего. Пока меня не будет, у Скиди появится отличная возможность залечить синяки.
Я тоже переоделся, сменив пропотевшую рубаху на свежую, и потребовал обед.
Я его заслужил. За полгода я поднатаскаю парня достаточно, чтобы он выжил в бою. А годика через три он станет настоящим боевым монстром. Стопудово.
Скиди мужественно вытерпел массаж, усилием воли поднял отбитую тушку и заявил, что готов продолжать. Его здорово огорчало, что он меня так и не достал.
– И не достанешь, – «утешил» я его. – В ближайшие пару месяцев – точно. Зато через год, если будешь упираться, сможешь меня побить.
Я его обманул. Не побить ему меня через год. Но у парня должна быть ясная цель. И теперь она у него есть. А через год я дам ему другую, только и всего.
Глава двадцать первая,
которую можно назвать: зимнее путешествие с берсерком
После своего возвращения домой Свартхёвди срывался дважды. Один раз его успели повязать, второй случился ночью и тоже обошелся без жертв. Девка, делившая с Медвежонком постель, получила легкие телесные. И не от Свартхёвди, а потому, что, удирая, споткнулась о деревянное ведро и приложилась личиком о стену.
С этого дня мать на ночь давала Медвежонку снотворное. Больше эксцессов не было. Снотворное ли помогло, а может, то, что Свартхёвди очень старался держать себя в руках.
В дорогу нам тоже был выдан запас успокоительного, однако я сразу заявил, что использовать его не буду. Лес – не благополучная усадьба с крепкой оградой и кучей слуг. Здесь всякое может быть, так что аналог реланиума, мягко говоря, неуместен.
За день мы одолели километров двадцать и поднялись метров на триста.
Я порядком умаялся, хотя последние несколько часов первым, прокладывая лыжню, шел Свартхёвди.
Выносливый, как и все викинги, Медвежонок чесал по целине, безошибочно прокладывая трассу и не забывая поглядывать по сторонам. Результатом этого поглядывания был жирный заяц, которого Свартхёвди насадил на дротик.
Ночевали мы в гостях у небогатого бонда, который, по-моему, был бы счастлив выставить нас за дверь, но законы гостеприимства не позволяли. Однако хозяин, его младший брат и двое взрослых, по местным меркам, сыновей, глядели на Медвежонка весьма недружелюбно. Впрочем, стол накрыли и вели себя вежливо.
Ночь прошла спокойно. Утром мы отбыли, распрощавшись весьма холодно. А километров через пять (мы всё еще поднимались) Свартхёвди остановил нашу экспедицию, вскарабкался на скалу, затем – на венчавший ее невесть как угнездившийся на камне кряжистый дуб и минут пять озирал окрестности с его макушки.
– Не рискнули, – сообщил он мне, спустившись.
Выяснилось, что старшего брата бонда, у которого мы переночевали, убил Медвежонков папа. Вергельд был выплачен, и формально никто никому не был должен. Но особой любви, понятное дело, родичи покойника к сыну убийцы не испытывали.
Именно поэтому Свартхёвди и выбрал усадьбу для ночевки. Если его накроет, то пострадают не друзья, а недруги.
Ночью нам ничто не угрожало. Гость свят для всех, кто не хочет рассориться с Одином и законом. А вот погнаться за нами могли. Зимний лес – он многое может спрятать. Могли, но духу не хватило.
За этот день мы прошли не больше десяти километров – дорога была аховая. Примерно треть пути пришлось карабкаться по скалам, привязав лыжи за спиной.
Но перевал мы одолели, так что дальше – легче.
В этот вечер, глядя, как в поставленном на огонь котелке с шипением плавился снег, я вдруг вспомнил слова Рунгерд: «…ложишься спать с человеком, а просыпаешься с диким зверем…»
Я поглядел на Свартхёвди. Медвежонок выглядел вполне нормальным. Стругал ножом мороженый окорок, помешивал палочкой в котелке.
Поймав мой взгляд, Свартхёвди улыбнулся, но как– то напряженно. Угадал, о чем я думаю. Он был как человек, несущий в голове хрупкую неустойчивую конструкцию вроде карточного домика или лабиринта из доминошных костей. Одно неловкое движение – и всё обрушится. Да, здорово он переменился с тех пор, как порешил того ирландца. Прежде громогласный и бесшабашный, теперь Медвежонок говорил негромким, ровным голосом и отвечал тоже не сразу, а будто прислушиваясь: как отзовется на сказанное его безумие? Не упадет ли планка?
– Если хочешь – можешь меня на ночь связать, – тем же ровным голосом произнес он.
– Не думаю, что это хорошее предложение, – спокойно ответил я.
– А по-моему, очень хорошее. Мне больно видеть, что мой брат меня боится.
Я сделал над собой усилие и ухмыльнулся во всю пасть.
– А я думаю: это ты сам боишься! – нахально заявил я. – Мне-то что – я помру – и всё. А вот ты, если тебя накроет, останешься без друга. – Я достал из мешка вяленую рыбину, понюхал и тоже взялся за нож. – Как я понимаю: пути нам осталось – дня на два. Ты ж со скуки умрешь, если не с кем будет словом перемолвиться.
– Это верно, – Свартхёвди тоже усмехнулся. – Если ты не против: я не стану тебя закапывать. Повешу на ветку повыше: пусть тобой птицы Одина займутся. Время нынче голодное. И мне на обратном пути легче будет останки твои тащить. А раба твоего, Хаучика, я себе возьму.
– Бери, – согласился я. – Он тебе заодно девок дворовых брюхатить будет. Самому-то тебе теперь никак. Загрызешь еще ненароком.
Зря я это сказал. В шутках тоже меру знать надо. Особенно – с друзьями. Свартхёвди как-то резко помрачнел. Сцепил зубы… Я чувствовал: если бы не необходимость держать лицо, он бы сейчас завыл в голос.
Вместо него недалеко от нас завыл волк. С другой стороны донесся ответный вой. Цивилизованный человек Николай Переляк наверняка озаботился бы подобным соседством. Викингу Ульфу Черноголовому было плевать, что там на уме у его серого тезки. Он знал, кто в этом лесу – главный хищник.
– Берсерк, – сказал я. – Это мощно. Не какой-нибудь ульфхеднар[31].
Свартхёвди глянул на меня так, словно это у меня, а не у него были проблемы с психикой. Но промолчал.
Так, в молчании, мы покушали.
Свартхёвди наладил ночное отопление: это такое бревнышко, расколотое клиньями, которое по мере сгорания постепенно вдвигается в костер.
