Жизнь в средневековой деревне - Фрэнсис Гис
Кузнец и плотник упоминаются в элтонских записях в связи с починкой мельниц, а также господских плугов и телег. Кузнец изготавливал подковы для лошадей – из «господского железа» либо из «своего железа» – и для волов, которых часто «обували» (это не означало, что животное каждый раз подковывали на все четыре ноги). Кроме того, он выделывал лезвия для ножей, обычные или изогнутые, вставлявшиеся в деревянную рукоятку, а также котлы, чайники, чашки, серпы, садовые ножи, пилы и крепеж459. Кузница, расположенная в центре деревни, была оснащена инструментами, восходившими к доисторическим временам, – наковальней, молотом и щипцами, при помощи которых кузнец все время поворачивал заготовку в горне. Вероятно, имелось и недавнее по тем временам изобретение – мехи. Нам известны некоторые выплаты кузнецу со стороны поместья – от нескольких пенсов за подковывание лошадей аббата до четырех шиллингов и шести пенсов за починку господских плугов460. Кузнец и плотник нередко работали вместе, изготавливая плуги и бороны, тачки, вилы или лопаты. Плотник, согласно счетам поместья, сооружал голубятню, чинил часовню и зернохранилище, крыльцо амбара, мельничные механизмы, аббатские лодки, в которых продукты перевозили по реке Нин461.
Остальные деревенские ремесленники, вероятно, оказывали услуги лишь время от времени. Коттеры, мастера на все руки, несомненно, специализировались на том или ином виде деятельности. Дубильщиков, представителей очень важной профессии, в Элтоне, видимо, не было – по крайней мере, на постоянной основе. Но известно, что один из элтонцев, сын Джона Даннинга, переселился в Хейхем и стал там Джоном Таннером (Джоном Дубильщиком), «состоятельным человеком, обладателем многочисленного имущества»462. Элтонцы, вероятно, сами выделывали шкуры, мастерили упряжь, выполняли другие работы. Среди странствующих торговцев и ремесленников, проходивших через деревню, были кровельщики, плиточники, лудильщик («человек, починяющий медные кувшины и сковороды»), возчики («двое мужчин с телегами навоза во время косьбы» и «двое возчиков, доставляющих камень»), особые люди для «клеймения животных» и «выкармливания молочных поросят», «женщина, доящая овец», «три работника, ведущие животных сквозь болото», «девушка, сушащая солод», «отлученный от церкви писец, помогающий свинопасу в лесу» и «различные другие работники»463. В деревнях, относившихся к аббатству Рэмси, а также в Питерборо, Стэмфорде и прочих близлежащих городах работали сапожники, шорники, бондари, стекольщики, кожевники, портные и другие торговцы и ремесленники.
Развитие ремесел в городе способствовало повышению качества жизни в деревне. Как заметил Анри Пиренн, старые помещичьи мастерские, где работали крепостные, производили орудия труда и ткани «едва ли вполовину так же хорошо, чем отныне – ремесленник в соседнем городе»464. В то же время отток ремесленников приводил к тому, что на долю крестьян оставались плуг и серп – унылый и однообразный труд. Город не только обещал более разнообразную жизнь, но и манил своей свободой. На континенте давно закрепилось правило, гласившее, что «свободный воздух делает человека свободным»: проведя в городе год и один день, крестьянин переставал быть крепостным. В Англии для выхода из крепостного состояния человек должен был проживать в городе, обладавшем королевской хартией, или на королевских землях. Чтобы воспользоваться этим шансом, требовалось овладеть каким-либо ремеслом: сделать это в деревне было нелегко, но все же возможно. По словам Джеймса Рэфтиса, отъезд вилланов из поместья Рэмси «происходил постоянно и зафиксирован в самых ранних судебных записях»465.
Одно из деревенских ремесел практиковалось так широко, что им занимались не одни лишь профессиональные ремесленники. Свои варщики эля имелись не только в каждой деревне, но и на каждой улице. Правильнее, впрочем, говорить «варщицы» – многие, если не большинство, были женщинами (в Элтоне – почти все). Эль был нужен жителям средневековой английской деревни не меньше хлеба, но если помол и выпечка хлеба были монополией сеньора, которая строго охранялась, то изготовлять эль разрешалось каждому, и этим правом пользовались вовсю. Совершенно непонятно, как феодалы упустили из виду эту динамичную отрасль (правда, они нашли способ получать с нее доход, штрафуя пивоваров за слишком слабый эль или за недолив). В процессе варки использовались ячмень (обозначающее его английское слово «barley» этимологически связано со словом «beer» – пиво) и, кроме того, овес, пшеница и солод. Чтобы стать пивоваром, нужно было приготовить партию эля, водрузить вывеску на доме и превратить его во временную таверну. Требовалось обзавестись кое-какой утварью, прежде всего большим котлом, но это не препятствовало бедным женщинам заниматься пивоварением. Все двадцать три человека, осужденные по обвинению элтонских пробователей эля в 1279 году, были женщинами. Семь осужденных помиловали, приняв во внимание их бедность466.
Деревенская жизнь в конце XIII века ни в коем случае не предполагала изобилия. «С учетом плодородия почвы, технических знаний и капиталов, которыми обладали крестьяне, бремени арендных платежей и налогов людей было больше, чем могла прокормить земля», – заключают Майкл Постан и Дж. З. Титоу, пожалуй с излишним пессимизмом467. Разумеется, обычные мужчины и женщины, и свободные и несвободные, временами испытывали нужду в той или иной степени. Деревня давала безземельным арендаторам, свободным и несвободным, относительную безопасность, требуя взамен непрерывного труда. Неудивительно, что многие жаждали лучшего, более легкого существования. Народные сказания повествовали о баснословной стране Кокань, «где чем больше спишь, тем больше зарабатываешь», и где «можно есть и пить все, что хочешь, без опаски»468.
Как представляется сегодня, ежедневный тяжелый труд и скудные доходы средневековых крестьян были следствием не столько социального строя, сколько тогдашнего состояния технологий. Манориальная система, как и все предшествовавшие ей социальные структуры, в основном была выгодна для господствующего класса – но не исключительно для него. «Поместье не существует лишь для удовлетворения потребностей сеньора, но точно так же оно не существует лишь ради блага крестьян», – отмечает Пол Виноградофф, один из первых современных историков средневекового поместья469.
Конечно же, имело место и недовольство. Во многих деревнях вспыхивали протесты и мелкие бунты – из-за барщины, тальи и меркета, права покупать и продавать землю, обязательной косьбы на господской земле и других повинностей, наложенных на вилланов470. Такой же была обстановка на Европейском континенте в течение всего XIII века. Крупномасштабных движений пока не возникало, однако потенциал для восстаний был налицо. Петр Пахарь одобрял существующий порядок, но настаивал на том, что в основе его должно лежать справедливое отношение господина – философская максима
