Густав Эмар - Приключения Мишеля Гартмана. Часть 2

— Любезный капитан, — сказал Мишель, подавая ему руку, — я бы желал переговорить с вами. Можете вы уделить мне минуту?

— К вашим услугам, — ответил Отто, пожав протянутую ему руку, — но, если позволите, я сперва отправлю свой отряд; здесь, как вам известно, каждую минуту ему грозит опасность. Отпустив моих людей, я буду в вашем полном распоряжении, согласны?

— Разумеется, и я стану в лесу с моею командой. Когда вы освободитесь, дайте себе труд прийти ко мне, вот туда, в ближайшую часть леса.

— В десять минут я буду там. Они разошлись на время.

Мишель Гартман собрал свистом свою команду и направился с нею к лесу, где они вскоре и скрылись.

Чтоб сохранить свободу действий и движения, необходимую для партизанской войны, которую он собирался вести, Мишель не взял ни одного из мулов, отбитых у неприятеля, он ограничился тем, что велел своим людям наполнить сумки и патронташи, в уверенности, что всегда достанет, когда понадобится, необходимые съестные и боевые припасы.

Когда углубились в лес метров на сто, Мишель скомандовал «Стой!», поставил двух часовых, чтоб не быть застигнутым врасплох, остальным волонтерам посоветовал воспользоваться этими несколькими минутами для отдыха, так как они тотчас опять должны отправляться далее.

Сказав это, он сел немного в стороне, закурил сигару и стал ждать прибытия Отто фон Валькфельда.

Тот же немедленно по уходе Мишеля отдал приказания другу своему и alterego Конраду, которому сдал на время командование и назначил место, где остановиться ждать его, соблюдая все меры осторожности, чтобы не допустить ни одного пленного бежать дорогой, а, тем не менее, обходиться с ними человеколюбиво и в особенности не позволять солдатам расправиться с ними по-своему.

Пожав руку Отто, Конрад уверил его, что все будет соблюдено буквально, потом стал во главе отряда и дал сигнал двинуться в путь.

Минут через пять партизанский отряд скрылся за бесконечными изгибами дороги.

Тогда Отто фон Валькфельд пошел в лес отыскивать Мишеля.

Поле битвы осталось мертво и пусто в занимавшемся над ним мрачном и пасмурном свете, только стаи воронов с карканьем слетались со всех краев небосклона, чтобы насытиться трупами.

Когда Мишель увидел Отто, он встал и подошел к нему с улыбкой.

— Милости просим, — сказал он, — я не думал увидеть вас так скоро.

— Я знал, что вы с нетерпением ожидаете разговора со мною, и потому поторопился.

— Благодарю.

— Не могу ли я быть вам полезен? Я счел бы это за счастье.

— Пожалуй, и можете.

— Располагайте мною.

— Вы не шутите?

— Честью клянусь.

— Ну, так я скажу вам с полной откровенностью, что хочу просить вас о большой услуге. Как видите, я приступаю к делу прямо, без всяких окольных путей.

— Этот образ действия мне по душе, повторяю, располагайте мною.

— Сядем у подножия этого дерева, там можно будет потолковать о делах, никто нам не помешает, никто и подслушать не может; большая часть моих товарищей спит.

— Как угодно, — ответил Отто и, сев на землю возле него, прибавил: — О чем идет речь?

— Сейчас скажу, сперва позвольте предложить вам сигару.

— Приму с удовольствием.

— Вы знаете меня?

— Понаслышке очень даже, я имею честь знать довольно коротко ваших родных, которые все были ко мне чрезвычайно благосклонны. Я находился в отсутствии в то время, как вы приезжали в отпуск, и вернулся в Страсбург, где поселился около двух лет назад, спустя два дня после вашего отъезда в Африку. Объявление войны вынудило меня удалиться из города, где я не хотел быть заперт, и с той поры вот брожу по горам. Таким-то образом, при всем желании сойтись с вами, я, по странному совпадению, этого сделать не мог, хотя с почтенными вашими родными даже на короткой ноге.

— Случай свел нас сегодня, знакомство сделано, и, с моей стороны по крайней мере, дружба уже есть, — сказал Мишель, протягивая руку.

— И я могу сказать то же, — добродушно ответил Отто, — мы давно уже друзья заочно.

— Именно, я рад этому, могу вас уверить.

— Теперь, когда первый шаг к сближению сделан — мы объяснились относительно наших взаимных чувств, сообщите мне, о чем речь, любезный капитан, мне очень любопытно узнать это.

— Сейчас я удовлетворю вас. Вы, вероятно, не знаете, что о вас рассказывают в горах самые необычайные вещи, в молве о вас правда смешивается с выдумкой в размерах почти равных, и наши добрые мужички составили себе легенду, которую на посиделках рассказывают друг другу с содроганием. Что во всем этом справедливого?

— Как всегда бывает, ничего или почти ничего, любезный друг, если позволите называть вас таким образом. Все сводится к следующему: я происхожу от дворянского рода в Лангедоке, который исповедовал протестантскую веру и, нантским эдиктом изгнанный из Франции, вынужден был искать убежища в Баварии. Когда вспыхнула революция 1793-го, мой дед поспешил заявить свои права на звание француза; он поступил волонтером в Рейнскую армию и с честью участвовал во всех славных кампаниях республики. Под Гогенлинденом он командовал 17-й полубригадою, дрался как лев и получил такие тяжкие раны, что был вынужден отказаться от военной службы — он удалился в свои поместья, где и прожил все время империи. Отец мой и дядя воспитывались в Политехнической школе, первый был капитаном, а второй полковником при Ватерлоо. Как видите, возвратившись по прошествии целого века к французской национальности, мой род мог похвастать своим формулярным списком; но так как все имущество его находилось в Баварии, то наше семейство и не выезжало из этого края, где пользовалось и поныне пользуется большим почетом. По выходе моем из Сен-Сира в 1864-м я поступил прапорщиком во 2-й полк зуавов и отправился в Африку. В конце 1868-го я ожидал производства в капитаны. Как видите, я точно передаю факты.

— Еще бы! Вы говорите, словно памятная книжка, — со смехом возразил Мишель.

— Передо мною открывалась блестящая военная карьера, когда однажды я был приглашен к генерал-губернатору в Константине, где в то время стоял с 23-м легким кавалерийским полком, в котором служил около года. После обеда стали играть. Карт я не люблю, но не мог отказаться от партии, предложенной мне полковником. Итак, я присел к столу. Играли в ландскнехт. Сам не знаю почему, я как-то безотчетно следил взором за движениями банкомета — это был полковник генерального штаба, носивший одно из самых громких имен во Франции, и флигель-адъютант императора. После второй и третьей партии я оставил игру и как бы случайно стал за стулом флигель-адъютанта, с которого уже не спускал глаз. Через пять минут я буквально поймал его с поличным, этот полковник в золотом шитом мундире и весь в орденах играл краплеными картами, он был шулер и обирал воровски.