Татьяна Смирнова - Тень Орла
На Тень Орла улыбка Дания подействовала как полновесный удар в зубы. Он даже качнулся.
– Чему, позволь узнать, ты так рад?
– Жизни. Знаешь, я уже не помню, когда в последний раз так хорошо спал…
– Блохи не кусали? – осведомился Тень.
– Об этом я позаботился. – Улыбка Дания стала еще шире, в глазах замерцали золотистые искорки, захотелось улыбнуться в ответ – боги знают, отчего. – Еще несколько лет назад я издал специальный указ о том, чтобы в тюрьме постель и платье узников регулярно обрабатывались раствором полыни. А как ты?
– Да уж получше тебя, – скривился Тень, – хотя на счет раствора полыни… правда, что ли, помогает?
– Хочешь убедиться? – Даний гостеприимно подвинулся, уступая край топчана.
Тень на секунду замер.
– Спасибо, – буркнул он, – что за роскошь – самому доставить тебе отличного заложника.
– Эй, ты не забыл? Я без оружия. – Даний поднял ладони с растопыренными пальцами. Рукава шерстяной хламиды сползли, обнажив до локтя сухие руки с толстыми жгутами мускулов.
Тень про себя подивился: у изящного Дания были руки гребца.
– Это еще ничего не значит, – ответил он, – даже если бы ты разделся догола, я бы не был ни в чем уверен.
– О-о, как ты заговорил, – Даний добродушно рассмеялся, – вижу, пять недель на троне Акры пошли на пользу. Ты пока еще не равен мне, но разговаривать с тобой уже интересно. Тогда тем более – присядь. Даю слово, не трону. Моему слову ты веришь?
– Я верю своему мечу, – отозвался Тень и сошел вниз, – а больше никому и ничему. Этот город лжив. Лжет земля под ногами, лжет море, лжет даже воздух – он упоительно сладок, но в нем разлит яд. Я плохо сплю, – неожиданно для себя признался он.
– Это не воздух, – серьезно сказал Даний, взгляд его стал сочувствующим – это бремя власти. Я почти не спал пятнадцать лет.
– Как же ты выдержал? – изумился Тень.
– Отдавая. Постепенно отдавая от бремени власти тем, кто мог нести. Не тем, кто хотел – это важно! Тем – кто мог.
– И что у тебя осталось?
– Теперь, здесь – не так уж много. Но, чтобы помочь тебе, думаю, хватит.
– Помочь мне? – вытаращился Тень. – С чего ты взял, что я пришел просить о помощи?
– С того, что ты пришел.
– И ты готов помочь своему тюремщику? – недоверчиво хмыкнул Тень.
– Ну должен же я хоть как-то отблагодарить человека, который дал мне возможность наконец выспаться. – Даний не издевался. Похоже, он, действительно был настроен доброжелательно.
– Я все еще могу приказать тебя убить.
– Я знаю. Но пока ты не отдал такого приказа. Хоть и не без колебаний.
– Откуда ты знаешь?
– Я жив, – просто ответил бывший правитель и мягко подтолкнул Тень, – я тебя слушаю.
– Городская казна… наполняется медленнее, чем мне бы хотелось, – сказал Тень.
– Точнее она пуста.
Тень вскинул голову. Но последние лучи заката погасли, и камера погрузилась во тьму. Ламп узникам не полагалось.
Странным образом, не видя сухого, насмешливого лица Дания, говорить стало легче.
– Ты попал в точку, – признался Тень, – казна пуста. Хотя я принял меры. Сначала втрое увеличил налог на прибыль, потом запретил вывоз денег из города.
Темнота ответила тихим смехом.
– Когда-то я пытался сделать то же самое. Как все же похожи людские глупости!
…Я получил Акру разоренной войной с кочевниками и, войдя в хранилище и увидев вынесенные двери и пустоту, я сел и заплакал. Честное слово, я сидел на полу и размазывал сопли, как ребенок. Хорошо – никто не видел, иначе какой я после этого был бы правитель? Потом, конечно, я взял себя в руки и твердым шагом пошел во дворец, чтобы сделать огромную глупость. К несчастью, меня никто не остановил. Может быть, никто и не знал, что нужно делать. Тут было… плохо. Не то слово. На улицах толпились люди и требовали хлеба. Им было нечего есть: поля сожжены, а крестьяне угнаны в рабство или убиты. Дома разрушены. Я думал, хорошо, что тепло. Потом оказалось – плохо. Не на что похоронить убитых, их тела так и лежали во дворах и над ними уже начали клубиться мухи. Запахло эпидемией. А оба лекаря лежат так же, со вспоротыми животами и тоже с мухами!
– И что ты сделал? – спросил Тень, завороженный помимо воли.
– Сделал? Я же говорю, глупость. И эта глупость стоила жизни многим. Особенно старикам. Но этот город простил мне их жизни, за что я и по сей день перед ним в неоплатном долгу. И если он захочет взять долг моей головой – я готов платить. Это будет только справедливо.
Даний замолчал. Ненадолго. Потом заговорил снова. Слова просились наружу. Он не хвастался и не каялся, он просто разворачивал свою жизнь, как свиток:
– Сначала я послал остатки своей гвардии отнять хлеб у тех, у кого он еще был. А потом велел раздать его на площади голодающим. И его не хватило. Его не хватило даже половине! Те, кто остались голодными, пошли ко дворцу. У меня хватило ума выйти на балкон, чтобы объяснить народу, что хлеба больше нет… Можно подумать, тому, кто умирает с голоду, можно что-то объяснить!
Охрана едва успела втащить меня внутрь. Во дворце свалили решетку. На первом этаже не осталось ни одной целой вазы… Прошло уже много лет, а мне до сих пор, когда прохожу по тому коридору, кажется, что сандалии ступают по лужам крови. Крови было много. Больше, чем нужно, наверное… Но зато те, кто остался, действительно хотели работать, а не бить чужую посуду.
На следующий день я отменил налог на ловлю рыбы и коптильни. Ту зиму мы пережили только благодаря морю. Море не дало нам умереть. Кстати, в Акре до сих пор самый богатый рыбный рынок на побережье. Но нужно было что-то решать с хлебом. Крестьяне, напуганные набегом, не хотели возделывать землю. Они вообще не хотели выходить за городскую стену!
Я принял беглых рабов из Пантикапея. Большой отряд. Мне пришлось их всех выкупить, но они того стоили. Я объявил их свободными людьми и дал оружие. Мне говорили, что рабы убегут и станут разбойниками. Некоторые так и сделали. Но большинство стало передовым отрядом Акры. За их спинами крестьяне уже больше десяти лет спокойно сеют хлеб.
Франгиз сняла с себя золотые браслеты и серьги и надела простое платье из выбеленного полотна. Когда вслед за ней переоделся весь двор, оказалось, что денег достаточно, чтобы построить пять кораблей. На следующий год они вышли в плавание. Их вели не купцы, а граждане Акры, и они вышли под флагом города. Два корабля погибли в шторм – капитаны были неопытны. Но три вернулись с драгоценнейшим грузом.
– Золотом?
– Солью.
Даний снова замолчал. А когда заговорил, голос его изменился, стал жестче:
– Все это было замечательно и мудро, но могло лишь помочь не умереть с голоду. Люди все равно уходили из города, потому что здесь можно было только выжить. А они хотели жить… И если стены – кости города, деньги – его кровь, а базар – сердце, то люди – его душа. Никто не может жить без души. Однажды ночью я встал, надел темный плащ, взял черную краску и на белой стене дворца нарисовал летучую мышь с раскинутыми крыльями. На следующую ночь ко мне пришел человек. И мы заключили договор. Самый странный из всех возможных. Через шесть лет Акра стала самым процветающим портом на побережье. Но правителем я больше не был. Я считал деньги, возводил дворец и поднимал чашу с вином за процветание Акры. Больше я не делал ничего.
