Александр Дюма - Сорок пять
– Какое?
– О, бог мой, пустяки, почти ничего, одна риторическая фигура. Уязвимое твое сравнение.
– В чем же?
– А в том, что ты воображаешь себя охотником, подстерегающим из засады дичь, я же полагаю, ты, напротив, дичь, которую охотник преследует до самой ее норы.
– Шико!
– Ну, хорошо, ты, сидящий в засаде, кого ты увидел?!
– Да никого, черт побери!
– А между тем кто-то появился.
– Кто?
– Одна женщина.
– Моя сестрица Марго?
– Нет, герцогиня Монпансье.
– Она! В Париже?
– Ну, конечно, бог ты мой.
– Даже если это и так, с каких пор я стал бояться женщин?
– Правда, опасаться надо только мужчин. Но погоди. Она явилась в качестве гонца, понимаешь? Возвестить о прибытии брата.
– О прибытии господина де Гиза?
– Да.
– И ты полагаешь, что это меня встревожит?
– О, тебя же вообще ничто не тревожит.
– Передай мне чернила и бумагу.
– Для чего? Написать господину де Гизу повеление не выезжать из Нанси?
– Вот именно. Мысль, видно, правильная, раз она одновременно пришла в голову и тебе и мне.
– Наоборот – никуда не годная мысль.
– Почему?
– Едва получив это повеление, он сразу же догадается, что его присутствие в Париже необходимо, и устремится сюда.
Король почувствовал, как в нем закипает гнев. Он косо посмотрел на Шико.
– Если вы возвратились лишь для того, чтобы делать мне подобные сообщения, то могли оставаться там, где были.
– Что поделаешь, Генрике, призраки не льстят.
– Значит, ты признаешь, что ты призрак?
– А я этого и не отрицал.
– Шико!
– Ну, ладно, не сердись: ты и без того близорук, а так совсем лишишься зрения. Вот что, ты говорил, будто удерживаешь своего брата во Фландрии?
– Да, конечно, это правильная политика. Я ее и придерживаюсь.
– Теперь слушай и не раздражайся: с какой целью, полагаешь ты, сидит в Нанси господин де Гиз?
– Он организует там армию.
– Хорошо, спокойствие… Для чего нужна ему эта армия?
– Ах, Шико, вы утомляете меня всеми этими расспросами!
– Утомляйся, Генрике, утомляйся. Зато потом, ручаюсь тебе, лучше отдохнешь. Итак, мы говорили, что эта армия ему нужна…
– Для борьбы с гугенотами севера.
– Или, вернее, для того, чтобы досаждать твоему брату, герцогу Анжуйскому, который добился, чтобы его провозгласили герцогом Брабантским, и старается устроить себе хоть небольшой трон во Фландрии, а для достижения этой цели беспрестанно требует у тебя помощи.
– Помощь эту я ему все время обещаю, но, разумеется, никогда не пошлю.
– К величайшей радости господина герцога де Гиза. Слушай же, Генрике, что я тебе посоветую.
– Что же именно?
– Притворись, что ты действительно намерен послать брату в помощь войска, и пусть они двинутся по направлению к Брюсселю, даже если на самом деле пройдут всего лишь полпути.
– Ах, верно, – вскричал Генрих, – понимаю: господин де Гиз тогда ни на шаг не отойдет от границы.
– И данное нам, лигистам, госпожой де Монпансье обещание, что в конце недели господин де Гиз будет в Париже…
– Обещание это рассеется в воздухе, как дым.
– Ты сам это сказал, мой повелитель, – сказал Шико, усаживаясь поудобнее. – Ну, как же ты расцениваешь мой совет?
– Он, пожалуй, хорош… только…
– Что еще?
– Пока эти господа там, на севере, будут заняты друг другом…
– Ах да, тебя беспокоит юг? Ты прав, Генрике, грозы обычно надвигаются с юга.
– Не обрушится ли на меня за это время мой третий бич? Ты знаешь, что делает Беарнец?
– Нет, разрази меня гром!
– Он требует.
– Чего?
– Городов, составляющих приданое его супруги.
– Ай, какой наглец! Мало ему чести породниться с французским королевским домом, он еще позволяет себе требовать то, что ему принадлежит!
– Например, Кагор. Но какой же я буду политик, если отдам врагу подобный город?
– Да, хороший политик не сделал бы этого, но зато так поступил бы честный человек.
– Господин Шико!
– Считай, что я ничего не говорил: ты же знаешь, что в твои семейные дела я не вмешиваюсь.
– Но это-то меня не тревожит: у меня есть одна мысль.
– Тем лучше!
– Возвратимся же к самым срочным делам.
– К Фландрии?
– Так я действительно пошлю кого-нибудь во Фландрию, к брату… Но кого? Кому, бог ты мой, могу я доверить такое важное дело?
– Да, это вопрос сложный!
– А, я нашел!
– Я тоже.
– Отправляйся ты, Шико.
– Мне отправиться во Фландрию?
– Почему нет?
– Как же я отправлюсь во Фландрию, когда я мертв?
– Да ведь ты больше не Шико, ты Робер Брике.
– Ну куда это годится: буржуа, лигист, сторонник господина де Гиза вдруг станет твоим посланцем к герцогу Анжуйскому!
– Значит, ты отказываешься?
– А то как же!
– Ты отказываешь мне в повиновении?
– В повиновении? А разве я обязан тебе повиноваться?
– Ты не обязан, несчастный?
– А откуда у меня могут быть обязательства? Я от тебя когда-нибудь что-нибудь видел? То немногое, что я имею, получено по наследству. Я – человек бедный и незаметный. Сделай меня герцогом и пэром, преврати в маркизат мою землицу Шикотери, пожалуй мне пятьсот тысяч экю, и тогда мы поговорим о поручениях.
Генрих уже намеревался ответить, подыскав подходящее оправдание, из тех, к каким обычно прибегают короли, когда слышат подобные упреки, но внезапно раздался шелест и лязганье колец – отдергивали тяжелую бархатную портьеру.
– Господин герцог де Жуаез, – произнес голос слуги.
– Вот он, черт побери, твой посланец! – вскричал Шико. – Кто сумеет представлять тебя лучше, чем мессир Анн, попробуй найди!
– И правда, – прошептал Генрих, – ни один из моих министров не давал мне таких хороших советов, как этот чертяка!
– А, так ты наконец признаешь это? – сказал Шико.
И он забился поглубже в кресло, свернувшись калачиком, так что даже самый лучший в королевстве моряк, привыкший различать любую точку на горизонте, не мог бы увидеть в этом огромном кресле, куда погрузился Шико, что-либо, кроме выступов резьбы на его ручках и спинке.
Господин де Жуаез, хоть он и был главным адмиралом Франции, тоже ничего другого не заметил.
Увидав своего юного любимца, король радостно вскрикнул и протянул ему руку.
– Садись, Жуаез, дитя мое, – сказал он. – Боже мой, как ты поздно явился.
– Сир, – ответил Жуаез, – ваше величество очень добры, что изволили эго заметить.
И герцог, подойдя к возвышению, на котором стояла кровать, уселся на одну из вышитых лилиями подушек, разбросанных для этой цели на ступеньках.
