Андрей Посняков - Трон фараона

Блеснув на солнце, отлетел в сторону нож. Мятежник скрючился и, застонав, повалился в траву.

– Во! Не разучился еще бить-то! – Юноша улыбнулся бегущим из храма воинам и, взглянув на корчащегося мятежника, сплюнул. – Хороший у нас вышел танец.

Глава 8

Звездная ночь

Лето 1552 г. до Р. Х. (месяц Тот сезона Ахет). Оазис Сет-Хотеп

Восторг, ликованье и гордость

Мной овладели, когда услыхал я:

«Гляди, она здесь!»

– Они видели барку, господин! – ловко взобравшись на борт ладьи из тростниковой лодки, доложил молодой воин из анхабского отряда. Именно этот отряд и был вызван в погоню за жрецами – чтобы сохранить тайну юного фараона. Кто такой Максим – здесь не знал никто, кроме, разумеется, его тезки Ах-маси, с гордостью взявшего на себя командование.

Таким образом, карьера «великого мага и лекаря» закончилась на третий день первого месяца Половодья. И Макс сейчас отдал бы все, лишь бы она закончилась не так. Тейя, любимая супруга и юная царица Египта, оказалось похищенной, и в этом фараон винил только себя. Впрочем, уже не винил – действовал.

– Что за барка? – подойдя к тезке, деловито переспросил Макс, которого все воины отряда принимали за важное лицо, скрывающееся под вымышленным именем, – какого-нибудь тысячника или даже начальника писцов. Что Максим не кто иной, как великий властелин Черной Земли Ах-маси Ниб-пахта-Риа, они даже и помыслить не могли! Ну, естественно, кто же может представить такое? Чтобы живой бог плыл вместе с ними на барке, шутил, пил вино, играл с десятниками в «змею» или шашки?

– Странная барка, господин. – Воин оглянулся на пристань, словно искал там подтвержденья своим словам. – Сейчас – время праздников, а она украшена кое-как, да и веселых песен от матросов не слышно.

– Что значит – украшена кое-как? – продолжал допытываться Максим – ему никак не верилось, что цель погони вот-вот будет наконец достигнута.

– Как-то не по порядку, словно бы наспех, – охотно пояснил воин. – К примеру, красные цветы почему-то расположены над желтыми, а должно бы быть наоборот, ведь желтый – цвет несокрушимости, золотой цвет затвердевших лучей солнца! А солнце всегда наверху. К тому же белые лотосы на этой подозрительной барке уже увяли и уныло свешиваются в воду, приобретая грязно-бурый цвет. И это белый! Цвет чистоты! Я уверен, сей корабль не украшен с любовью и трепетом, а просто замаскирован, чтобы не отличаться сейчас от других праздничных барок!

Молодой фараон улыбнулся:

– Забавное рассуждение. И, полагаю, верное. А ты что, лично видел эту барку?

– Конечно нет, господин. Видел бы сам – сказал бы наверняка. Местные рассказали. Был там один юркий парнишка, ученик художника, – так вот он все и поведал. К тому же, – воин ухмыльнулся, – рыбаки слышали с этой барки какую-то грустную песню. Пела женщина. Ну, или девушка.

– А они ее случайно не видели? – с надеждой встрепенулся Максим.

Воин повел плечом:

– Нет. К сожалению, нет. Нам бы прибавить ходу, господа, – подозрительная барка была здесь сегодня с утра.

– С утра?! – Обрадованно потерев руки, Ах-маси подозвал кормщика и отдал распоряжение прибавить ход.

Кормщик Хеткаптах, несомненно, являлся одним из лучших в своем деле. Этот невысокий коренастый мужчина с вечно хмурым лицом и острым взглядом очень любил Нил и знал здесь каждую мель. Правда, это касалось обычного состояния великой реки: предугадать мели, появлявшиеся во время разлива, наверное, мог только сам Хапи. Однако Хеткаптах четко прослеживал фарватер, ориентируясь по знакомым храмам, деревням, насыпям. Раз на берегу показалась деревня и полузатопленная пристань, значит, где-то рядом есть и дамба, которую, конечно, не видно под водой, но она там имеется и может послужить непреодолимой преградой для барки.

– А у них тоже хороший кормщик, – вглядываясь в даль, негромко произнес Максим. – Да, очень хороший. Иначе бы мы их давно нагнали.

Гребцы работали не покладая рук, вставали, делали гребок длинными веслами, падали на специальные скамеечки, снова поднимались, повинуясь команде. Это были опытные гребцы – Хеткаптах иных не держал, – и ладья двигалась без рывков, плавно, ровно и быстро.

Время от времени гребцы сменялись, за весла с шутками усаживаясь новая смена, старая же принималась за еду, пиво и сон.

– Они не очень-то похожи на забитых рабов, – послушав веселые голоса, заметил Макс.

Ах-маси улыбнулся:

– Так они и не рабы. Свободные люди, которые получат за свой нелегкий труд очень даже приличное вознаграждение. По крайней мере, в это плаванье. Не переживай, дружище, корабль кормщика Хеткаптаха – самый быстроходный в верхних номах! На праздничных гонках его еще никто не обгонял. Да ты сам видел!

Видел…

Максим прикрыл глаза, вспоминая, как днем раньше с утра они с Ах-маси явились на пристань, чтобы посмотреть на подобранный жрецом Усермаатрамериамоном корабль. О! На пристани яблоку негде было упасть от собравшегося народу! А между прочим, было еще раннее утро. Очень раннее. Над рекою клубился желтый туман, быстро тающий под лучами оранжевого восходящего солнца. На пристани, по берегам и у берегов – на тростниковых плотах и лодках – переговаривались и смеялись возбужденные люди, с нетерпением посматривающие на реку, где красовалось девять судов, девять быстроходных барок, щедро украшенных цветами и разноцветными ленточками.

Вот к ним подплыла еще одна, плоская, с высокой кормой и носом. На носу этой барки Максим, к немалому своему удивлению, увидел крепкую мускулистую фигуру Сенефермонтусенеба, главного жреца храма бога-воителя Монту. Невероятно – но вечно хмурый жрец улыбался! Голос его звучал торжественно и громко:

– Воистину, боги нынче благосклонны к нам! Разлив обилен, но без излишеств, а значит, будет обильным и урожай. Так восславим же великого Хапи и великую богиню Сопдет сегодняшней гонкой! Я представлю вам ее участников. Это кормщик Хапир-ра на своей ладье «Ветер Ра»…

В толпе послышался одобрительный гул.

– …кормщик Сенефер-ка… кормщик Аннуи… кормщик Хеткаптах…

Перечислив участников гонки, жрец вознес молитву и, пожелав всем удачи и благоволенья богов, взмахнул рукою.

И тут же под рев собравшихся дружно вспенили воду весла. Барки рванулись вперед одна за другой, словно свора охотничьих псов. Лишь последняя барка, судно Хеткаптаха с золоченым глазом на мачте – символом мудрости, замешкалась, не припала на корму, как прочие, а, казалось, не особенно и торопясь, поплыла следом.

– Эй, кормщик, ты, видно заснул! – свистя и улюлюкая, издевались зрители.