Вадим Полищук - Деляга
Вова, где стоял, там и сел. Еще раз? Буквально час назад из этого окопа в составе роты поднялась в атаку почти сотня штыков, осталась же… Десятка два, может, чуть больше. И опять в атаку? Сидели все молча, никаких разговоров, некоторые курили. И ждали. Прошел час, другой. Потом пришел посыльный, и роту отвели в тыл. Три Процента выбрался из траншеи с огромным облегчением. У Волжского берега их ждали полевые кухни. Вова махнул наркомовские, которые скатились по пищеводу как вода, и даже не поперхнулся. Потом механически начал набивать желудок. День прошел, что еще надо? Что будет завтра? Посмотрим.
Линия фронта здесь проходит по брандмауэру четырехэтажного дома. С левого фланга она пересекает двор, остатки каких-то сараев и устремляется через разрушенные бомбежкой жилые кварталы к заводу «Баррикады», где непрестанно гремит канонада, чуть притихая только ночью. Справа невидимая линия по диагонали идет к угловому дому, взлетает на перекрытие между вторым и третьим этажами и, завернув за угол, проходит посередине некогда широкой улицы или проспекта. Сейчас там все настолько завалено обломками разрушенных зданий, что даже танки не пройдут. И это хорошо, только танков тут еще и не хватает.
А немцы здесь рядом, может, кто-нибудь из них сидит вот так же, привалившись спиной к толстой кирпичной стене, только с другой стороны. В самом начале немцы пытались взорвать стену и пробить проход на эту сторону, но не рассчитали и стена устояла. А вот дом тряхнуло основательно, несколько деревянных перекрытий обрушилось, причем, немцам досталось намного сильнее. С тех пор они таких попыток больше не предпринимали. За неделю они здесь не продвинулись ни на метр. Выдохлись фрицы, по всему чувствуется. Вспомнить бы еще, когда наше наступление началось! Вроде в ноябре, значит, уже скоро.
Вова, осторожно, не приближаясь к оконному проему, выглянул на улицу. Фрицы, убитые в позавчерашней атаке так и лежат припорошенные снегом. Раньше они себе такого не позволяли, всегда по ночам старались убрать свои трупы, а тут бросили и даже не пытались. А к окнам лучше не подходить, снайпера, суки, так лупят, только выгляни. Зато по утрам их не бомбят, настолько все перемешалось, что даже хваленые стервятники Геринга боятся врезать по своим. А над «Баррикадами» их карусели крутятся с утра и до вечера. Наши истребители появлялись несколько раз, только толку от них никакого. Хорошо хоть артиллерия с левого берега поддерживает, третьего дня «катюши» дали залп. Жуткая вещь, даже если смотреть со стороны. Фрицевский «ишак» тоже не подарок, но все-таки не так страшно.
Снизу заскрипели шаги.
— Стой, кто идет!
В голос Три Процента вложил как можно больше угрозы, но затвор лишний раз трогать не стал. Кто тут может еще шататься, кроме своих? Так и оказалось.
— Свои!
Младший лейтенант Гусев, тот самый бывший командир третьего взвода, а теперь ротный. Хотя, где сейчас батальон? И где полк? Пойди, найди их в этих развалинах! Но продовольствие и воду по ночам откуда-то приносили, и раненых эвакуировали. К Вовиному удивлению, численность роты так и стабилизировалась на двух десятках активных штыков плюс два пулемета. Те, кто выжил в тот проклятый день, по-прежнему составляли не убиваемый костяк роты, кого-то ранили, кто-то погиб, но всего из них выбыло человек пять-шесть. А вот новички из прибывавшего пополнения часто гибли в первый же день. Но те, кто его пережил, буквально на второй день становились настоящими бойцами, и убить их было уже нелегко.
— Как обстановка?
С лейтенантом пришел сменщик. Оба чумазые от дыма костра, разведенного в подвале и испачканные белой известкой, которой раньше были вымазаны стены. Вова от них ничем не отличался — такой же чумазый и грязный. В бане с запасного полка не был и белье не менял, вонь немытого тела перебивал пропитавший шинель запах дыма.
— Тихо.
Гусев так же осторожно выглянул на одну сторону дома, потом пошел к другой. Пока он ходил туда-сюда, Вова сменился.
— Пост сдал!
— Пост принял! — подыграл ему сменщик.
А чего тут сдавать? Квартиру без потолка с выбитыми ударной волной рамами и хрустящими осколками стекол на полу? Или фрицев, притаившихся за стенкой? Вернулся лейтенант.
— Сменились? Пошли.
Путь их лежал в подвал, где можно немного согреться кипятком из закопченного котелка и немного поспать, если, конечно, фрицы опять не полезут или не устроят артобстрел.
Задвинув за собой одеяло, заменявшее входную дверь, Вова оказался в вожделенном подвале, подсвеченном бликами костерка и потоками тусклого света зимнего дня из нескольких окошек, переоборудованных в амбразуры. Около костра сидело несколько бойцов, и товарищ младший политрук Синельников что-то втирал им по поводу текущего положения на фронте и в мире.
— Пусти-ка.
Три Процента отодвинул парочку сидящих у огня и стащил с огня дежурный котелок.
— А вы…
— Лопухов, — подсказал Вова.
— Да, товарищ Лопухов, послушать не хотите?
«Да пошел ты!», мысленно огрызнулся Вова, но ответ существенно смягчил.
— Я с поста только что сменился. Замерз и спать хочу.
Политрук появился в роте буквально позавчера, но некоторых, включая Вову, успел основательно достать своей чистой детской наивностью. Ежедневные политинформации он считал своей святой обязанностью, хотя сам из подвала видел не больше остальных. Размочив в кипятке заначенный с вечера ржаной сухарь, Три Процента перекусил, согрелся кипяточком и задремал.
Тряхнуло сильно, очень сильно. Поначалу Вова решил, что немцы опять попытались подорвать брандмауэр, но грохот артобстрела подсказал другой вывод — в дом попал снаряд крупного калибра.
— К бою!
Команда бросила к ближайшей амбразуре. Поднятая взрывами пыль закрывала видимость, но обстрел уже стихал, а это верный признак — сейчас полезут. Застучал пулемет справа, сыпанула винтовочная трескотня. Вова торопливо опустошил магазин по мелькающим в оседающей пыли фрицам, и уже потянулся за следующей обоймой…
Ба-бах! Три Процента оглох и не сразу понял, почему левая рука его не слушается. Только ощутив мокроту в рукаве понял, что он ранен, но неизвестно, насколько серьезно. Атака длилась недолго, получив один раз по зубам, фрицы откатились и забросали позиции обороняющихся минами. С Вовы стянули шинель. Небольшой осколок пробил бицепс левой руки, да там и стался. Хреново, на месте его не вынуть, тут без операции никак. Хотя, почему хреново? Пара-тройка месяцев в госпитале теперь гарантирована. А там кровати с бельем, кормежка по расписанию, медсестрички… Дырка в руке? А что дырка? Зарастет, никуда не денется, только бы выбраться отсюда целым. Только бы выбраться. Пусть не целым, но хотя бы живым. Это будет нелегко.
