Джеймс Нельсон - Хозяин форта. Возвращение викинга

Торгрим за стол садиться не стал. И никто его не пригласил. Он стоял и смотрел на реку, пока не стемнело, а костер, который разожгла его команда, разгорался все сильнее, в то время как дневной свет мерк. Потом Торгрим двинулся дальше, вдоль берега реки, ближе к морю, пока звуки лагеря не остались вдалеке. Он сел, подтянул ноги к груди, насколько позволяли его стареющие суставы, и стал вглядываться в темноту.

С возрастом мрачное настроение накатывало на него все реже, и он даже стал надеяться, что все осталось в прошлом. Но сейчас злость, отчаяние из-за невозможности по своему желанию покинуть Ирландию, досада и ярость из-за того, что Гримарр нарушил его планы, подхватили его, как зимний шквалистый ветер, сбили с ног, поволокли, и он понял, что с этими ужасными испытаниями еще не покончено. Он знал, что ему не избавиться от мрачного настроения, пока он не окажется в огромном жилище Одина.

И окружающий мир стал блекнуть, когда его душевное волнение перевалило через край. По опыту он знал, что ничего поделать не может, он был не в силах этому сопротивляться, оставалось только сидеть на месте и ждать, когда все пройдет само. Он никогда не помнил, что творил в таком мрачном настроении, и мог только надеяться, что не совершит ничего непоправимого.

Он поплотнее запахнул плащ и стал вглядываться в море. Время шло, но он этого не осознавал. Слышал шум набегающих на берег волн, вдыхал соленый воздух — море манило его.

И тут он неожиданно ощутил присутствие другого человека, кто-то стоял у него за спиной. Он очнулся ото сна, почувствовал, что опять оказался в мире людей. Повернул голову и заметил, как далекий отблеск отразился от чего-то, быстро летящего в воздухе. На долю секунды он почувствовал что-то твердое, ощутил влажную холодную сталь у виска, а потом мир померк у него перед глазами.

Глава девятнадцатая

Пусть клинков закаленных

Жало меня поражало,

Мне от отца досталось

Стойкое сердце в наследство.

Первое, что почувствовал Торгрим, когда очнулся, — его зарыли. Вес того, чем он был покрыт полностью, с головы до ног, давил на него неимоверно. Его охватила паника при мысли, что его закопали в землю, похоронили заживо. Он попытался понять, с ним ли рядом Железный Зуб. Ведь умереть с мечом в руках — честь, умереть, когда меч лежит рядом, — гораздо хуже, но умереть без оружия — ужасная участь!

И только теперь он понял, что его руки и ноги связаны, крепко стянуты тонкой веревкой, которая врезалась в плоть. Он чувствовал теплую влажную кровь в тех местах, где она повредила кожу. Постепенно он собрался с мыслями и понял, что лежит на чем-то, что покачивается и подскакивает. Он лежал не в земле, и давящий на него вес не был земляной глыбой. И пахло от него знакомо, и запах успокаивал. Сено.

«В повозке… — подумал Торгрим, — я лежу в повозке…» Он повертел головой, пытаясь разобрать хоть что-нибудь, но сено приглушало все звуки, и он слышал только скрип колес и оси.

Он ничего не видел, ничего не слышал, никакого запаха не ощущал, кроме запаха сена. Торгрим понятия не имел, где он и как долго был без сознания. Он попытался сесть, но боль в голове вспыхнула, как погребальный костер. Невольно застонав, он попытался пошевелить руками, но боль в запястьях была нестерпимой, а веревки ничуть не ослабли.

И тут повозка перестала двигаться. Он почувствовал, как она остановилась, прекратились скрип и глухой стук, и сквозь сено до него донеслись приглушенные голоса. Слов расслышать ему не удавалось, и у него возникло ощущение, что там намеренно разговаривают полушепотом. Раздался стук, еще какие-то приглушенные мужские голоса. И еще один голос — громкий, внушительный, который даже не пытался таиться.

— Он здесь?

— Да, господин. Под сеном.

Молчание. А потом вопрос:

— Ради великого Одина! Почему он под сеном?

— Чтобы не увидели его воины, если бы случайно на нас наткнулись.

В ответ говорящий только фыркнул, показывая, насколько глупо звучит такое предположение. Потом тот, кто говорил не таясь, спросил:

— Он жив?

— Да, господин.

— Скотина! — Даже сквозь сено Торгрим смог расслышать резкие ноты в голосе Гримарра. — Ублюдок! — вновь выругался он. — Ведите его в дом.

Торгрим почувствовал, как сено перестало давить на него, когда чужие руки выдернули его из-под кучи. Сверкнул нож, и спали путы, стягивающие его лодыжки. Какие-то люди ухватили его за руки и за ноги, вытащили из повозки, поставили на землю. Голова кружилась, глаза слепил свет, слезы побежали по щекам. От боли, разрывающей голову, тяжело было не только соображать, но даже стоять. Но, несмотря на все это, он ощущал, что его мрачное настроение, его привычка чувствовать себя ночным волком никуда не исчезли. Просто затаились.

Чужие руки толкали и тащили его через двери вглубь зала Гримарра. Гримарр восседал в своем большом кресле, которое, как Торгрим всегда и подозревал, должно было напоминать трон. Несмотря на огромные размеры кресла, Гримарр полностью занимал все его сиденье. Ноги он вытянул вперед и немного откинулся назад, склонив голову набок. Он выглядел уставшим. И разъяренным.

Торгрим на плохо слушающихся ногах прошел в комнату, и, если бы по обе стороны от него не было стражей, которые приняли на себя большую часть его веса, он просто упал бы. Люди Гримарра подвели Торгрима к трону, пока он не оказался лицом к Гримарру, потом отпустили, и ноги Торгрима подкосились. Стражи подхватили его, когда он уже рухнул на колени, поэтому он так и остался коленопреклоненным у ног Гримарра.

За спиной у Гримарра по правую руку стоял Берси. По левую — Хильдер с железным прутом в руке. Торгрим узнал этот прут — именно им ударили Гримарра по голове ирландцы, когда напали на поселение.

— Торгрим Ночной Волк, — медленно произнес Гримарр, смакуя слова, — прибывший из Дуб-Линна.

Торгрим открыто взглянул ему в глаза, хотя, откровенно говоря, почти ничего не видел. Все было размытым, от головной боли из глаз текли слезы. Даже если бы он и мог говорить, ответить ему было нечего.

Гримарр продолжал:

— Наверное, ты знаешь, почему ты здесь. А может быть, и нет. Не важно. Боги знают, и знаю я.

И вновь Торгрим даже не попытался что-то ответить. Как ни крути, бесполезно даже пробовать.

— Торгрим Ночной Волк, я хочу, чтобы перед смертью ты узнал одну вещь. — Гримарр сел прямо, потом подался вперед, как будто его неожиданно заинтересовало то, что он намерен был сказать. Он наклонился к Торгриму, их лица оказались в сантиметре друг от друга. Говорил он тихо, голос его походил на низкий животный рык. — Много твоих людей погибнет, помогая мне добыть сокровища Ферны, — продолжал Гримарр. — А если повезет — даже все. Все, кроме твоего сына. Его я привезу назад в Вик-Ло и тут убью. Я буду убивать его долго, и конец у него будет самый бесславный и унизительный. Он будет верещать, как девчонка, и когда он наконец-то умрет, то присоединится к тебе в замерзшей пустоши Хель. И единственное, о чем я жалею, — что ты не увидишь, как он сдохнет. Поэтому я хочу, чтобы ты знал: умрет он без оружия в руках, и тело его отдадут на растерзание свиньям и воронам.

Целую минуту мужчины смотрели друг на друга, их разделяло всего несколько сантиметров. В голове у Торгрима немного прояснилось, но он все еще понятия не имел, из-за чего все это происходит и почему Гримарр так резко к нему переменился. Он припоминал, что до этого Гримарр пытался к нему подольститься, но сейчас это казалось каким-то сном, и прошлое словно бы покрыл густой туман.

И внезапно Торгрима захлестнула ненависть к Гримарру, настолько мучительная ненависть, что он ощущал ее горький вкус во рту, как будто острый нож воткнули ему в живот.

Ненависть накатила на него, поглотила, и он, не зная, что будет делать, резко рванул вперед, оскалился, в горле родился вой. Он вцепился зубами Гримарру в щеку, ощутил его плоть между передними резцами и крепко сжал их. Торгрим услышал, как Гримарр закричал, оттолкнул его, высвобождаясь из его хватки. Торгрим чувствовал во рту вкус крови.

Гримарр с широко раскрытыми глазами втиснулся в свое кресло, прикрываясь руками, Торгрим с окровавленным лицом бросился вперед, оттолкнувшись от пола пальцами ног, но едва он преодолел разделяющее их расстояние, как кто-то справа — он не видел, кто именно, — ударил его ногой. Торгрим распластался на полу.

Уже через долю секунды Гримарр оправился от шока, вскочил с кресла, вытирая рукавом окровавленную щеку. Чьи-то руки схватили Торгрима за предплечья, рывком подняли с пола, он рычал, огрызался, но люди Гримарра старались держаться подальше от его зубов. Они удерживали его в вертикальном положении, а Гримарр вытащил из ножен меч и шагнул ближе.

Торгрим молчал. Слов не было, казалось, что он вообще был не в состоянии говорить, но даже остатков сознания оказалось достаточно, чтобы понять: призрак волка все еще отчасти владеет им.