Александр Дюма - Граф Монте-Кристо
И он улыбался, делая вид, что шутит, хотя на висках его выступил пот.
— Послушайте, мой друг, — сказал он, видя, что Пеппино все так же невозмутим, — я прошу у вас стакан вина; неужели вы мне в нем откажете?
— Я уже вам говорил, ваше сиятельство, — серьезно отвечал Пеппино, что мы не торгуем в розницу.
— В таком случае дайте мне бутылку.
— Какого?
— Подешевле.
— Цена на все вина одна.
— А какая?
— Двадцать пять тысяч франков бутылка.
— Скажите лучше, что вы хотите меня ограбить! — воскликнул Данглар с такой горечью в голосе, что только Гарпагон мог бы оценить ее по достоинству. — Это будет проще, чем сдирать с меня шкуру по частям.
— Возможно, что таково намерение начальника, — сказал Пеппино.
— Начальника? А кто он?
— Вас к нему водили позавчера.
— А где он?
— Здесь.
— Могу я повидать его?
— Ничего нет легче.
Не прошло и минуты, как перед Дангларом предстал Луиджи Вампа.
— Вы меня звали? — спросил он пленника.
— Это вы, сударь, начальник тех, кто доставил меня сюда?
— Да, ваша милость. А что?
— Какой выкуп вы за меня требуете?
— Да просто те пять миллионов, которые у вас с собой.
Данглар почувствовал, как ледяная рука стиснула его сердце.
— Это все, что у меня есть, сударь, это остаток огромного состояния; если вы отнимете их у меня, то отнимите и жизнь.
— Нам запрещено проливать вашу кровь.
— Кто вам запретил?
— Тот, кому мы повинуемся.
— Значит, вы кому-то повинуетесь?
— Да, начальнику.
— Мне казалось, что вы и есть начальник.
— Я начальник этих людей; но у меня тоже есть начальник.
— А этот начальник тоже кому-нибудь повинуется?
— Да.
— Кому же?
— Богу.
Он задумался.
— Не понимаю, — сказал Данглар.
— Возможно.
— Этот самый начальник и приказал вам так со мной обращаться?
— Да.
— С какой целью?
— Этого я не знаю.
— Но ведь когда-нибудь мой кошелек иссякнет?
— Вероятно.
— Послушайте, — сказал Данглар, — хотите миллион?
— Нет.
— Два миллиона?
— Нет.
— Три миллиона?.. Четыре?.. Ну, хотите четыре? Я вам их отдаю с условием, что вы меня отпустите.
— Почему вы предлагаете нам четыре миллиона за то, что стоит пять? сказал Вампа. — Это ростовщичество, господин банкир, вот как я это понимаю.
— Берите все! Все, слышите! — воскликнул Данглар. — И убейте меня!
— Успокойтесь, ваша милость; не надо горячиться, а то у вас появится такой аппетит, что вы начнете проедать по миллиону в день; будьте бережливы, черт возьми!
— А когда у меня не хватит денег, чтобы платить вам? — воскликнул Данглар вне себя.
— Тогда вы будете голодать.
— Голодать? — сказал Данглар, бледнея.
— Вероятно, — флегматично ответил Вампа.
— Но ведь вы говорите, что не хотите убивать меня?
— Да.
— И дадите мне умереть с голоду?
— Это не одно и то же.
— Так нет же, негодяи, — воскликнул Данглар, — я обману ваши подлые расчеты! Если уж мне суждено умереть, то чем скорее, тем лучше; мучьте меня, пытайте меня, убейте, но моей подписи вы больше не получите!
— Как вашей милости будет угодно, — сказал Вампа.
И он вышел из кельи.
Данглар, рыча от бешенства, бросился на козьи шкуры. Кто были эти люди?
Кто был их невидимый начальник? Какие у них намерения? И почему все могут от них откупиться, а он один не может?
Да, конечно, смерть, быстрая, насильственная смерть — лучший способ обмануть расчеты его жестоких врагов, которые, видимо, наметили его жертвой какого-то непонятного мщения.
Но умереть!
Быть может, впервые за всю долгую жизнь Данглар думал о смерти, и призывая ее и в то же время страшась; настала минута взглянуть в лицо неумолимому призраку, который таится во всяком живом существе, говорящем себе при каждом биении сердца: «Ты умрешь!»
Данглар походил на дикого зверя, которого травля возбуждает, затем приводит в отчаяние и которому силою отчаяния иногда удается спастись.
Он подумал о побеге. Но окружавшие его стены были толще скалы, у единственного выхода из кельи сидел человек и читал, а за спиной этого человека двигались взад и вперед тени, вооруженные карабинами.
Его решимости хватило только на два дня, после чего оп потребовал пищи и предложил за нее миллион.
Ему подали великолепный ужин и взяли предложенный миллион.
С этого времени жизнь несчастного пленника стала беспрерывным отступлением. Он так исстрадался, что не в силах был больше страдать, и исполнял все, чего от него требовали; прошло двенадцать дней, и вот, пообедав, не хуже, чем во времена своего преуспеяния, он подсчитал, сколько выдал чеков; оказалось, что у него остается всего лишь пятьдесят тысяч.
Тогда в нем произошла странная перемена: он, который отдал пять миллионов, решил спасти последние пятьдесят тысяч франков; он решил вести жизнь, полную лишений, лишь бы не отдавать этих пятидесяти тысяч; в мозгу его мелькали проблески надежды, близкие к безумию. Он, который уже так давно забыл бога, стал думать о нем; он говорил себе, что бог иногда творит чудеса: пещера может разрушиться, папские карабинеры могут открыть это проклятое убежище и явиться к нему на помощь; тогда у него еще останется пятьдесят тысяч франков, а пятидесяти тысяч франков достаточно для того, чтобы не умереть с голода; и он со слезами молил бога оставить ему эти пятьдесят тысяч франков.
Он провел так три дня, и все три дня имя божье было непрерывно, если не в сердце у него, то по крайней мере на устах; по временам у него бывали минуты бреда, ему казалось, что он видит через окно, как в бедной комнатке, на жалкой постели, лежит умирающий старик. Этот старик тоже умирал с голоду.
На четвертый день Данглар был уже не человек, но живой труп; он подобрал все до последней крошки от своих прежних обедов и начал грызть циновку, покрывавшую каменный пол.
Тогда он стал молить Пеппино, как молят ангела-хранителя, дать ему поесть; он предлагал ему тысячу франков за кусочек хлеба.
Пеппино молчал.
На пятый день Данглар подтащился к двери.
— Вы не христианин! — сказал он, поднимаясь на колени. — Вы хотите уморить человека, брата вашего перед богом!
«Где все мои друзья!» — пробормотал он.
И он упал ничком.
Потом поднялся и в исступлении крикнул:
— Начальника! Начальника!
— Я здесь! — внезапно появляясь, сказал Вампа. — Что вам угодно?
— Возьмите мое последнее золото, — пролепетал Данглар, протягивая свой бумажник, — и оставьте меня жить здесь, в этой пещере; я уже не прошу свободы, я только прошу оставить мне жизнь.