Протокол "Второй шанс" - slip
Раб исчез на кухне снова, а Октавий махнул ему рукой, приглашая идти за собой. Так, словно он мог не знать, где триклиний в его собственном доме.
Они устроились за накрытым столом, — и только после этого предсказуемый и ожидаемый допрос начался:
— Ну давай, рассказывай! Как так получилось, что ты выжил, но четыре года о тебе не было ни слуху, ни духу?
Октавий изо всех сил старался, чтобы все выглядело как простая дружеская беседа, однако Гай все равно чувствовал повисшее в воздухе напряжение.
— Погоди, — он одним жестом прервал Октавия. В глазах того промелькнуло что-то, что он не успел распознать, но от чего стало не по себе, — Со мной были четыре человека. Двое мужчин и две женщины. Что с ними?
— О, не беспокойся, с ними все в порядке. Давай, как поговорим, я сам тебя к ним отведу? — слегка улыбнувшись, ответил Октавий.
Ложь. Гай слышал крик Джузеппе, а до того — видел, как на землю упал Стан. Как минимум с ними никак не могло быть «все в порядке» — и одного этого было достаточно, чтобы тонкий волосок, на котором держалось его доверие Октавию, опасно треснул.
Вслух, однако, он сказал совсем другое:
— Замечательно.
— Это все? Давай… — попытался было продолжить Октавий, но Гай снова его перебил — и снова в глазах Октавия ему почудилось что-то пугающее.
Сейчас ему не было до этого никакого дела.
— Октавий, что это было? Полчаса назад, на форуме. Что. Это. Было? — в его голосе звучали нотки стали.
Нельзя было сказать, что Гай совсем уж не был готов к увиденному. После того, как они с Витторией, путая следы и хватая самые подозрительные попутки, ухитрились выбраться из Германии и добраться до римской квартиры Джузеппе, он перечитал всю домашнюю библиотеку последнего — и это жертвоприношение не имело ни единого шанса ускользнуть от его внимания. Тогда его вполне удовлетворило объяснение Джузеппе, что это не более, чем искажение источников — масштабы устроенной Октавием резни все равно поражали, но хотя бы не отдавали настолько диким варварством и нарушением всех мыслимых и немыслимых традиций, — но сейчас, после того как он все увидел своими глазами, это объяснение уже не работало.
И ему было необходимо услышать версию Октавия, прежде чем делать какие-то далеко идущие выводы. На что он надеялся — он не знал и сам.
Вопрос поставил Октавия в тупик. Отшатнувшись, тот уставился на него, словно пытаясь пригвоздить его к земле взглядом. Неожиданное спасение пришло, откуда не ждали — дверь триклиния открылась, пропуская вовнутрь того же кучерявого раба. В руках он нес амфору с вином и две чаши.
Октавий тут же переключился, отдавая ему очередные приказы, и, когда ноша раба оказалась на столе, а сам раб отошел к двери, ожидая новых приказов, словно ни в чем ни бывало, сказал:
— Так, на чем мы остановились? А. Ну рассказывай, как так вышло.
— Ты от вопроса-то не увиливай, — нахмурился Гай. Октавий на мгновение ответил ему тем же, а затем взял себя в руки. Глубокая морщина, прочертившая его лоб, разгладилась и он сказал:
— А?. Извини, отвлекся, — или хотел съехать с темы, но не прокатило? — Что ты там спрашивал?
Тонкая нитка лопнула еще глубже — и сейчас доверие Гая держалось больше на честном слове, чем на чем-то еще.
— Что ты только что устроил на форуме?
Он не знал, какой ответ его бы удовлетворил. Скорее всего — никакой.
Повисла тишина, в которой стало отчетливо слышно шум дневного Города за стенами дома — и на него накатило какое-то странное состояние.
На короткое мгновение, ему показалось, что весь прошедший год ему причудился. Что сейчас привратник откроет двери и впустит вовнутрь промокшего Гирция, который прямо с порога примется крыть последними словами снова что-то учудившего Антония. Из сада на шум выглянет Кальпурния, а из кухни покажутся несколько особо любопытных рабов. Зенон принесет очередной многословный ответ Марка Цицерона на его приглашение, вкратце сводящийся к тому, что Цицерон, конечно, его безмерно уважает, но прийти вечером ну никак не может.
Собственный голос, прорезавший тишину, показался ему чужим:
— Я правильно понял, что ты собирался принести всех этих пленников в жертву… мне?
Гирций погиб, Цицерон пал жертвой проскрипций, Антоний был где-то в Египте и возвращаться не собирался.
— Правильно, — Октавий кивнул.
А в Риме сидел его приемный сын, который издавал проскрипционные списки и так спокойно говорил о принесении человеческих жертв, словно он был не римлянином, а каким-то галльским друидом.
Маска спокойствия на лице не треснула только каким-то чудом.
— Зачем? — ровным, сухим голосом спросил он.
Так, как раньше, больше никогда не будет.
Октавий вздохнул и зарылся лицом в свои собственные ладони прежде, чем сказать:
— Я уже не знаю, что и делать. Мы уже четвертый год в бесконечной войне — и я не вижу этому ни конца, ни края. Закончишь одну войну, тут же начинается другая, за ней третья. Я… Думал, что такой пример сможет хоть кого-то из них остановить!
— Мне? В жертву мне? Ты с ума сошел?!
— А что я еще могу им сделать?! — воскликнул Октавий, поднимая голову. В глазах его снова стояли слезы, но взгляд все так же не выражал ничего, — Они не боятся меня, пусть хоть боятся богов, которые стоят за мной!
— Ты бредишь, — констатировал Гай почти спокойно, — Какой я тебе, к гарпиям, бог?!
Сама мысль никак не хотела укладываться в голове.
— Это не я, это Сенат принял этот закон! Еще четыре года назад, — пусть в его словах и не было прямой лжи, но чувствовалась если не фальшь, то недомолвка. Кроме Октавия, от этого закона больше никто не выиграл совершенно ничего, — Народ требовал этого, общественное мнение требовало этого, они не смогли против этого пойти.
Гая терзали смутные сомнения, что никто этот закон на голосование народного собрания[6] ни на каком этапе не выносил.
— И ты решил, что…?
Октавий перебил его, не дав закончить мысль:
— Я не знаю, как еще остановить эту резню. Понятия не имею.
— Какую резню? Которую вы с Антонием и начали? — Гай подозрительно прищурился.
Он слишком хорошо знал Лепида для того, чтобы поверить источникам, повесившим на него всех собак. От закона о проскрипциях за километр разило Антонием, и, как бы ему ни