Прутский поход - Герман Иванович Романов
Жалость на войне порой неуместна. Зачастую командиры сознательно жертвуют худшими солдатами в бою, чтобы с лучшими бойцами вырвать победу. Потому и все три конных полка отвел за правый фланг — они должны были не допустить окружения и пожертвовать собой, или отходить, увлекая следом татар. Все что можно сделать, то успели, а сейчас придется отбиваться из всех сил — пушки рявкнули, посылая вдаль ядра — полторы версты почти предельная дистанция.
— Однако?! У царя действительно отличные канониры, хорошо выучены — практика изрядная и сноровка!
В подзорную трубу было хорошо видно, как ядра оставляют в наступавшей массе османов «проплешины», которые тут же заполнялись напиравшими сзади аскерами. Пушки снова пальнули, вокруг их все заволокло белым дымом, но Стефан хорошо видел, что ядра достигают цели, и мысленно посетовал, что нет гранат. Хотя к мортиркам шестифунтовые гранаты имелись, но пушкари их тоже не использовали. Будь «единороги», полупудовые или даже десятифунтовые, да к гранатам еще и шрапнель, османам бы поплохело — четыре десятка орудий выводили бы из строя аскеров целыми «просеками», оставляя кровавые жертвы. Промахи были невозможны — атака велась массой, тут даже плотным построением назвать такой порядок, вернее, беспорядок, язык не повернется.
Скопище, толща — вот где эпитеты! В запредельной храбрости им не откажешь, действительно фанатики!
В действие вступила полковая артиллерия, на каждый батальон приходилась одна трехфунтовая пушка. На дивизию приходилось двенадцать штук — дюжина, и после пары залпов все орудия перешли на картечь. Вот тут началась самая настоящая бойня — аскеры и янычары валились сотнями, ружейные залпы буквально выносили турок. Но те упорно лезли вперед, крича как оглашенные, он отчетливо видел распахнутые воплями рты.
Стефан почувствовал растущее в душе смятение — даже новые пули и картечь не могли остановить рвущихся вперед османов. И стало понятно, что дело дойдет до рукопашной, причем с янычарами, что прорвались к фланговым полкам дивизии Вейде. Схлестнулись — русские успели дать залп в упор. А когда дым рассеялся, Стефан чуть не онемел от накатившего ужаса — стоявший впереди батальон попросту исчез — зеленые мундиры погребла орда красных кафтанов…
* * *
Турецкие сипахи атакуют противника. С момента османских завоеваний они представляли страшную силу — султан сулейман Великолепный мог выставить свыше ста тысяч таких всадников. Потом их численность сократилась до сорока тысяч, а во время Прутского похода царя Петра турки собрали уже 15 тысяч — бесконечные войны Оттоманской Порты, обнищание местного «дворянства» неизбежно привели к уменьшению числа сипахов, и как следствие, к увеличению пехоты — аскеров.
Глава 28
— Даром, что иноземец, а толковый, — Стефан услышал рядом с собою спокойный голос Долгорукова. И невозмутимо ответил:
— Любое наступление с фронта всегда отражается контратакой из глубины, только желательно с двух направлений, а не одного. Но на один штык не стоит полагаться, это приведет к большим потерям, которые недопустимы. Подготовленных солдат, к тому же ветеранов, всегда следует беречь, пригодятся — они трех новобранцев стоят, но по цене одного!
Стефан старался сохранить напускное спокойствие — впервые в жизни он видел не бой, а самую настоящую бойню. Именно ее самую, когда одна сторона использует картечь и пули, а другая больше полагается на ятаганы и короткие копья, а стреляет лишь время от времени из допотопных ружей, чаще пуская стрелы из луков. И сейчас, взирая сверху на лезущих на гребень турок, ощущал будто смотрит блокбастер в каком-то до ужаса приближенном к реальности кинотеатре, со всем его грохотом, воплями, предсмертными стонами и явственно ощущаемом запахе смерти и взаимной, лютой ненависти, затушить которую невозможно.
— Твою мать…
В грудь ударило, но не сильно — Стефан с изумлением увидел отскочившую от бронежилета стрелу. И мысленно посетовал, что такие вот похожие кирасы, но только лишь нагрудные, удалось сделать только для четырех гренадерских рот. На большее не хватило ресурсов у хилой молдавской экономики, а снабдить ими нужно всю армию.
— Ваше высочество, отошел бы ты от греха подальше, — произнес Долгоруков, стоявший рядом. — Убьют еще ненароком, а мне потом перед царем Петром Алексеевичем отвечать.
Определенный резон в его словах имелся, а Стефан был давно не мальчишка, чтобы не понимать этого. Потому даже говорить ничего не стал, просто отошел за повозки подальше, и стал рассматривать через подзорную трубу поле развернувшегося сражения.
Центральные батареи продолжали стрелять картечью, именно их анфиладный огонь не позволял османам смять фланги. Однако давление янычар на дивизию Вейде было слишком велико. Два батальона уже погибли под ударами ятаганов, но прорыва не было — фузилеры пятились под напором, но держали вовремя подкрепленную резервом линию. И стреляли плутонгами, отводя солдат в интервалы шеренгами, где они быстро перезаряжая фузеи. Пальба была практически безостановочной — четыре-пять залпов в минуту, да еще один выстрел картечью из каждой полковой пушки. Было видно, что даже янычары не рвутся вперед с прежним пылом. Пушки есть пушки и картечь кого угодно «остудит».
На правом фланге батальоны из дивизии Алларта действуют правильно, медленно отходят в полном порядке — и постоянно стреляют, сменяя плутонги. Фактически в минуту на османов там обрушивается более пяти тысяч пуль и полтора десятка «вязанок» картечи с фронта и еще десяток, более увесистых с фланга. В плотную массу османов промахнуться с какой-то сотни шагов невозможно, а залповый огонь результативен — под свинцовыми пулями любые фанатики со временем отвагу потеряют, видя, что их фактически безнаказанно истребляют. И конница не поможет — лошади слишком большие цели, к тому же хоть и скотина, но понимает, что такое смерть. Да и пугливы — после первых двух атак сипахи уже в драку не лезли.
— Алла!
Турецкие аскеры