Чингисхан. Просто о сложном - Геннадий Анатольевич Веретельников
На этом плохие новости закончились. Начались хорошие. Я раздал Wi-Fi для своего планшета с электронной почтой. Тут же запиликали конвертики, один за другим. Два письма от Анри. Три от родителей. Начал с Анри. В первом он мне прислал номер телефона своей бабушки, у которой реквизировал мобильник на время, попользоваться. Во втором написал, что Элен звонила из дома Франсуа, она убежала от отца, пыталась улететь из аэропорта, но без паспорта, по одним правам у неё это не вышло. Теперь он уже едет в сторону, где Элен с родителями Франсуа и самим Франсуа ждут его. И приписал, что будет меня информировать о любых изменениях обстановки. Я ему ответил, что все получил и начал просматривать письма родителей. Мама писала, что всегда верила в меня и главное, чтобы я не терял надежды на лучшее и на то, что у меня все получится. «Тем более, сынок, в нашей семье слово „Надежда“ имеет сакральный смысл, потому как твою маму тоже зовут Надежда. Помни об этом, сынулина!»
Я отключился от сети. Все-таки, как хорошо иметь родителей!
Сергей в это время, повесил потайной фонарик на ветку, снарядил три запасных обоймы для своего красавца «Стечкина» и достал из рюкзака какое-то сверкающее хромированными детальками оружие. Я у него поинтересовался:
— Что это?
— Любимый пистолет Анатолия Ивановича, дорогостоящий швейцарский «Сфинкс» из ограниченной серии 3000Т: дымчатая дамасская сталь, хромированная прицельная планка и так далее. Точен и надёжен, как швейцарский хронометр!
Рассказав мне это, он показал мне патроны к нему с пустоголовыми пулями сорокового калибра. На пачке было написано «Голден Сейбр». И начал их набивать в обойму.
Не успел я отключить телефон, как где-то в небе над деревьями, очень даже невдалеке послышалось еле слышное жужжание. Оно было вверху. Где-то в стороне от нас, метрах в сорока. Сергей повернул в ту сторону голову, и не успел я моргнуть[42] глазом, как раздался какой-то хлопок и шлепок одновременно, и Сергей со вздохом-вскриком осел на землю. Меня спасло то, что он, перед тем, как повернуть голову, сделал мне подсечку. И я как стоял, упершись спиной на дерево, так и сел на задницу, на землю возле него. На том месте, где была моя голова — зияла дырочка величиной с грецкий орех. Сергей, прижимая руку к раненой груди, из-под которой хлестала кровь, второй рукой достал что-то и протянул руку мне. В ней был какой-то прибор. Задыхаясь и хрипя, он прошептал:
— Беги! Радиостанцию не потеряй. Ответишь только тогда, когда будут вызывать «Ворона». Беги, пацан!
И я побежал. Бежал, куда глядят глаза. Мне казалось, что дрон-беспилотник с тепловизором и оружием с глушителем не отстает от меня ни на шаг, и что выстрел может прозвучать в любую секунду! Ветки били по лицу, что-то хлестало, царапало, хватало за ноги, но я бежал. Бежал без оглядки. Потом был обрыв, какое-то болото. Грязь по пояс. Я почти добрался до кромки леса. Переполз заболоченную речушку. Если я останусь жив. Если доберусь, наконец-то, до своей дачи, если все-таки у меня получится достучаться до Президента… Если! Хорошее слово «Если». В детстве мне рассказывала бабуля легенду из античной истории, что когда-то армия Филиппа Македонского подошла к Спарте. И Филипп написал и отправил с гонцом, спартанцам послание. В нем было написано следующее:
«У меня, Филиппа Македонского, лучшее войско в мире! Я покорил всю Грецию. Сдавайтесь! Потому что, если я захвачу Спарту силой, если я ворвусь в город, то беспощадно уничтожу всё население, а затем сравняю город с землёй!».
На что спартанцы отправили самый короткий из всех коротких и известных ответов в истории мира:
«Если».
Если бы это происходило в наше время, то спартанцы бы к своему ответу ещё бы дорисовали смайлик.
Я бежал. Полз. Шел. Думал, что меня спасло чудо. Видимо потому, что я еще не выполнил своей миссии. Мне надо как-то спасти мир. Спасти Москву. Спасти Россию. Но если меня убьют, то надежды не будет никакой. В принципе. Надо бежать и выжить. Пока еще есть время. И тут я заметил много красных точек. Они были прямо над головой. Я понял, что каким-то образом мне удалось выйти к вышке, о которой говорил Сергей, и которая была возле моей дачи. Я остановился и лег на землю. Внешне я был уже такой грязный, что не отличался от земли ничем, возможно только глазами. Но и они были закрыты. Прислушался. Где-то лаяли собаки. Кто-то с кем-то спорил. Проехал невдалеке трактор, таща за собой какую-то бочку. Начала ухать сова в лесу. Открыл глаза и начал узнавать место, где нахожусь. Я понял, куда идти, чтобы дойти до дачи. Сначала пополз. Потом осмелел, встал на четвереньки. А когда понял, что преследователями пока не пахнет, поднялся в полный рост и очень осторожно побрел, выбирая места, где меньше сухой травы, чтобы не шуметь. Спустя минут десять я увидел бабулину дачу. Она выделялась из всех домов в поселке своей темно-синей черепицей. Окна не светились. Я нащупал в кармане рюкзака ключ. Стало спокойнее на душе от того, что я его не потерял в этой бешеной гонке. Подошел еще немного поближе. Из-за забора появилась голова соседской собаки. Слава Богу, она меня узнала и начала махать хвостиком. Я тоже ей был рад, но, в связи с отсутствием хвоста, поступить также не мог. Поэтому просто почесал ей за ухом и пошел к калитке. Замок открылся почти без шума. Зашёл. Закрыл за собой калитку. Открыл дом. Снял куртку. Закружилась голова, я осел по стене на пол, меня стошнило, и я потерял сознание.
Я медленно начал возвращаться из черной дыры, где я провел неизвестно сколько времени. Почему-то мне было комфортно. Голова лежала на чем-то мягком. Меня почему-то
