Пьер Бенуа - Прокаженный король
— А если бы и так! Я не хотела быть назойливой и портить последние минуты пребывания здесь миссис Вебб.
— Видите, я не ошибся. Но теперь она уехала. Теперь вы скажете, не правда ли?
Вместо ответа она раздвинула складки своего сампуа и вынула оттуда тонкий листок пергамента.
— Час приближается, — пробормотала она, — шесть месяцев, назначенные Бутсомали, скоро истекут. Снабжение готово. Вот что я получила еще в прошлый понедельник.
Она протянула мне пергамент, испещренный крошечными значками.
— Бесполезно пытаться прочесть. Это на палийском наречии, а текст составлен условно.
— О чем же говорится в этом письме?
— Повторяю: час приближается. Письмо поясняет мою миссию, вернее, открывает мне ее.
Голос Апсары слегка дрожал.
— Через восемь дней меня здесь уже не будет.
— Как! И вы меня покинете? — огорченно воскликнул я.
— Это вас удивляет? Разве только сегодня вы узнали, что я не властна распоряжаться своей жизнью?
В ее словах звучала несвойственная ей резкость. Я схватил ее руку — она дрожала.
— Апсара, зачем вы так говорите со мной? Разве вы не чувствуете мое глубокое горе? У меня ведь никого, кроме вас, нет, и мне ужасно видеть, как вы уходите навстречу неведомым опасностям!
На этот раз ее усилия быть стойкой оказались напрасными.
— Ах, — прошептала она, сдаваясь наконец. — Если б можно было раздвоиться! Тогда бедная танцовщица, к которой вы были так добры, осталась бы здесь вашей служанкой, в то время как принцесса Манипурская пошла бы туда, куда зовет ее долг.
— Я могу узнать об этом долге, Апсара?
— У меня нет тайн от вас. И не только для меня настало время действовать. Вы мне поможете тоже и еще раз окажете содействие — вы и так оказывали мне его не раз и с таким мужеством, с такой готовностью, что я никогда этого не забуду.
Апсара встала и направилась к двери. На вилле и вокруг все было спокойно. Мой слуга аннамит, которого мне несколько недель тому назад прислал господин Бененжак, чтобы сингалезцы приучили его к работе, только что уехал в Сием-Реап за съестными припасами.
Апсара снова села у моих ног, облокотившись на мои колени. Она вполне овладела собой.
— Вы ведь знаете, что Рангун — главный британский административный пункт в Бирме. Там живет вице-губернатор, который, находясь в подчинении вице-короля Индии, имеет в своем распоряжении начальников восьми провинций и тридцати шести округов. Там сконцентрированы управления почтой, армией, судом, словом, все.
— Так что же?
— Я еду в Рангун.
Я вскочил.
— В Рангун, вы?! Но это же безумие!
— Лиха беда начать и сделать главное, остальное пустяки! Таковы приказания принца Энао. Я не вправе рассуждать. Сегодня у нас двадцать второе февраля. Ровно через месяц в Рангуне назначено торжественное заседание по случаю открытия съезда. В этот день вице-король с генеральным штабом, вице-губернатор, губернатор, начальники провинций и округов, вся бирманская знать, продавшаяся Англии, ровно в половине третьего соберутся в парадной зале дворца. И оттуда уже не выйдут. Взрыв, который погребет угнетателей и изменников, будет сигналом к немилосердной борьбе, которая немедленно начнется там, в горах севера.
Я не мог вымолвить ни слова. В горле у меня пересохло. Апсара продолжала:
— Помните те ящики, что я вам показала в подземельях Клеанга?
— Да.
— На мне лежит обязанность позаботиться о половине этих ящиков и доставить их только до Мульмейна, а там их разгрузят и препроводят на север наши друзья. Четыре из них, те, что поменьше, помечены синим крестом. Вот эти я должна довезти до Рангуна… Вы понимаете?
— Я боюсь понимать…
— Я избавлю вас от подробностей. Таков план, продиктованный моему брату браманами, неумолимыми истолкователями воли бога Шивы. Я выполню его до конца. Двадцать второго марта, ровно в половине третьего, я буду в подвалах Рангуна со своими четырьмя ящиками, помеченными синим крестом.
Она надвинула на лоб покрывало.
— Апсара, — сказал я упавшим голосом, — повторяю вам — это безумие… Никогда, слышите ли, никогда я не позволю…
Я встал и начал ходить по комнате, потрясенный до глубины души.
— Никогда! Никогда! Я не позволю отправить ящики. Я прикажу… я скажу… Прежде чем допустить вас идти на верную смерть…
Она покачала головой.
— Вы обещали, — сказала она ласково, — что вы не только не помешаете мне уехать, но, наоборот, облегчите мой отъезд. Вы обещали.
Это было уже слишком! Сразу столько потрясений! Эго разбило меня окончательно — я повалился на диван и — признаюсь тебе, не стыдясь — залился слезами.
— Апсара!
Она, эта таинственная девочка, была совсем близко от меня. Она проводила своей горячей рукой по моему лбу, затем дотронулась до него губами.
— Последняя мысль принцессы Манипурской будет о тебе, брат мой, — прошептала она чуть слышно.
Остальную часть дня я провел один — Апсара оставила меня, заявив, что должна быть свободна. Я пробовал работать, спать. Но все было напрасно. Мне казалось, что этот ужасный день никогда не кончится. Ждать на вилле часа, когда Апсара разрешила зайти за ней, я положительно был не в состоянии и отправился бродить по лесу. Вскоре добрел я до Ангкор-Вата. Прошел за ограду. Ведь еще только накануне я был здесь с миссис Вебб, а мне казалось, что это было много лет тому назад. Я бродил до вечера по полутемным прохладным галереям, не обращая внимания на чудесные произведения, останавливаясь лишь перед тем, что привлекало раньше внимание Максенс и Апсары — перед каким-нибудь одним из бесчисленных каменных божеств, вовсе не потому, что оно представляло собой редкость, достойную составить славу музея или гордость самого требовательного коллекционера.
Я не вернулся на виллу ни к обеду, ни к ужину. В условленный час я отправился в Клеанг. Апсара ждала меня у одной из разрушенных башен. Скоро мы очутились в той части подземелья, которая была ею использована для своих целей — ящики все еще были там, только на этот раз их оказалось вдвое больше. При свете лампы я различил синий крест, поставленный на четырех ящиках меньших размеров. Я сильно нервничал. Апсара это заметила. Ласково пожурив меня, она занялась изготовлением какого-то ароматного напитка, которым я и подкрепился немного.
— Вы теперь в состоянии меня выслушать?
— Я стыжусь моей слабости, — сказал я, — в то время как вы выказываете столько силы, которая так меня восхищает.
Она улыбнулась.
— Когда знаешь день, в который должна свершиться твоя участь, не мудрено быть мужественной в повседневной жизни. Но мы здесь вовсе не для того, чтобы обмениваться комплиментами. Вы не забыли еще о нашем утреннем разговоре?
