Андрей Серба - Мертвые сраму не имут...
Вокруг Цимисхия нависла кладбищенская тишина, а облако пыли неотвратимо приближалось к византийскому лагерю и шатру императора. До слуха Иоанна уже стали доноситься крики сражавшихся, лязг оружия. Внезапно словно ледяной холод обдал стоявших позади императора сановников и полководцев. Туча пыли, висевшая над первоначально возникшим сражением, тоже тронулась с места и поползла в сторону византийского лагеря.
— Проклятие, они бегут! — вырвалось у Иоанна.
— Мой император, — прозвучал сбоку тихий, доверительный голос Склира, — еще не все потеряно. В твоем резерве не знающие себе равных «бессмертные» и три таксиархии пеших гвардейцев.
Цимисхий не спеша развернул к Варду голову, их взгляды встретились. И Склир отвел глаза в сторону, потушил их блеск, прикрыл веками. Чуть заметная насмешливая усмешка тронула уголки губ Иоанна. «Глупец, — подумал он, — ты мечтаешь бросить под мечи русов моих верных „бессмертных“ и остатки пешей гвардии. Однако прежде чем стать императором, я сам был начальником гвардии и прекрасно знаю, что не корона дает власть и силу, а сила берет и распоряжается короной и властью. Даже если я проиграю эту битву русам, но сохраню „бессмертных“, я останусь императором. Но, заплатив за победу единственными верными мне солдатами, я потеряю корону и голову. Честолюбивые ничтожества, столпившиеся за моей спиной и жаждущие власти, неужто я не понимаю, что ваши льстивые улыбки и насквозь лживые слова для меня гораздо страшнее мечей русов».
— Нет, Варда, — твердо произнес Иоанн, — я не трону «бессмертных». У киевского князя осталось еще не меньше четырех таксиархии отборной пехоты и конница.
— Мой император, но легионы отступают!
— Что ж, если мои доблестные полководцы не научили их надлежащим образом сражаться и одерживать победы, то, надеюсь, обучили хотя бы быстро бегать, — с откровенной иронией ответил Цимисхий. — Поэтому я спокоен — голодным варварам их никогда не догнать…
Изнывали под лучами солнца три квадрата пеших гвардейцев, перемешались с ноги на ногу возле коней закованные в тяжелую броню «бессмертные». Стояли под стенами Доростола шеренги одетых в кольчуги и шлемы раненых русичей, болгарских подростков, молодых женщин, стариков. С трудом держались в седлах несколько десятков сидевших на трофейных лошадях раненых дружинников. Все эти непригодные к бою люди по совету старого жреца Перуна были одеты в доспехи и в боевом строю выставлены напоказ ромеям, дабы не позволить Цимисхию бросить в битву все наличные силы.
Все несражающиеся — византийцы и славяне — с тревогой смотрели на Дунай, где со стороны моря выплывала огромная сизая туча. Несколько минут — и ураганный ветер поднял на реке исполинские волны, погнал по земле все увеличивавшиеся в размерах смерчи, и страшная черная буря обрушилась на доростольскую долину. Свистел между щитами и оружием ветер, отрывал от древков знамена, валил дружинников и легионеров с ног. Песок и пыль слепили глаза людям и лошадям, забивали им рты и ноздри. Словно живые, катались по земле под порывами шквального ветра убитые, вздымали руки, как будто вновь желали принять участие в битве.
Великий князь яростно рубился с высоким легионером. Ловко увертывался от ударов противника, быстро и точно наносил свои. Вот под взмахом его клинка византиец упал, и, опустив меч, Святослав огляделся. Кругом расстилалась серая пелена, по земле мчались струи песка, катились щиты и шлемы, в ушах завывал ветер. Не было уже вокруг битвы, виднелись лишь едва различимые в тучах взвихренного песка и пыли неясные тени людей, стремившихся встать спиной к ветру и устоять на ногах. Великий князь с силой вогнал меч в землю, упал на колени, вскинул к небу руки.
— О боги! — воскликнул он. — Что творите? Неужто и вы заодно с Империей?
Не отвечало небо, лишь грохотал над Дунаем гром да вспыхивали в степи за рекой ослепительные молнии. Большая желтая туча песка и пыли обрушилась на князя Святослава, заставила его пригнуть голову к земле, размыла контуры фигуры князя. Ничего не было видно и слышно в долине, только клубилась мутная мгла да гудел ветер.
9
От внимательного взгляда проэдра Василия не ускользнули ни усталость на лице императора, ни серые набухшие мешки под его глазами, ни их нездоровый сухой блеск. Почувствовав изучающий взгляд Василия, Иоанн дрожащей рукой отодвинул на край стола ярко горевший светильник, повернулся к сановнику.
— Проклятый день! Мы были на волосок от поражения. У меня до сих пор стоит в ушах крик русов. Я никогда прежде не видел их так близко.
— Мой император, с нами был Бог. Сам святой Федор на белом коне скакал впереди твоих легионов.
— Ты путаешь святого Федора с желтой бурей, — поправил собеседника Цимисхий. — Если бы не этот спасительный для нас ураган со смерчами, мы сейчас уже бежали бы к Клиссурам.
— Однако сего не случилось, император.
— Этого не случилось сегодня, проэдр, — уточнил Иоанн. — Но если утром князь Святослав снова двинет на нас дружины, мне придется уйти от крепости, даже не приняв боя. Ибо никакая небесная или земная сила уже не заставит моих солдат выступить против русов. Неужели киевский князь победил меня?
Отведя глаза в сторону, проэдр ушел от ответа, перевел разговор на другое.
— Император, как поступить с болгарином, лазутчиком боярина Самуила, обманувшим своего господина? Как пригодились бы в сегодняшней битве те легионы, что по его вине ушли к македонским перевалам. Очень жаль, что наш человек при болгарском патриархе Дамиане слишком поздно узнал и сообщил, что князь Святослав и Дамиан не достигли согласия, а потому мятежные охридцы комита Шишмана не могут ударить по нашим войскам в Македонии и соединиться с русами воеводы Владимира. Из-за ложного донесения этого болгарина-лазутчика ты и не смог одержать сегодня победу, император.
Спокойный доселе голос Иоанна перешел в крик.
— Пусть с ног этого предателя сейчас же снимут кожу и посадят его в чан с рассолом. А утром бросят в яму к голодным псам.
— Как жаль, император, что этого нельзя сделать со всеми врагами Империи, — хихикнул Василий.
Иоанн не поддержал шутки. Отсутствующим взглядом он еще какое-то время смотрел на огонь светильника, затем перевел его на подобострастно согнувшуюся фигуру Василия.
— Проэдр, ты пришел ко мне глубокой ночью. Знаю, что перед этим ты принял гонца из столицы. Значит, он явился с чем-то важным?
— Да. Из Константинополя сообщают, что Варда Фока поднял в Азии восстание. Часть твоих войск перешла к нему, бунтовщики движутся на столицу.
Иоанн молчал. Во взгляде, которым он уставился теперь в серое полотнище шатра, читалась безнадежность.
