Юрий Трусов - Падение Хаджибея. Утро Одессы (сборник)
Порыв свежего морского ветра, бушевавшего на крепостной стене, вывел Бурилу из забытья. Перед его прояснившимся взором открылась голубоватая рябь залива и – в прозрачной дымке – рыжеватый откос далекой горы.
«Наши, поди, там. Уже подходят к Хаджибею», – подумал Бурило.
В этот же миг янычар, ободрав ногтями щеку, дернул старика за бороду.
– Вытягивай шею, шайтан! – крикнул турок, стараясь поставить его на колени.
Другой янычар обнажил саблю, изготовившись для удара.
Бурило понял, что стражники хотят как можно аккуратней отсечь ему голову.
Руки Бурилы были свободны. Очевидно, его мучители считали, что он уже не способен сопротивляться. Подобие улыбки промелькнуло на морщинистом лице Бурилы. Что ж, он покажет супостатам, как запорожец вытягивает шею! И, собрав последние силы, Бурило прыгнул на взмахнувшего саблей турка. Вцепившись ему в горло, он опрокинул янычара на край зубца и, не выпуская его из своих объятий, бросился с ним с крепостной стены. Раздался короткий вопль.
Оставшийся в живых янычар долго не мог прийти в себя от ужаса.
– В старого казака вселился шайтан, – пробормотал он и, наклонившись над краем крепостной стены, глянул с высоты вниз.
Там, под откосом, на острых камнях, у самой кромки прибоя, лежали два изуродованных тела.
Вести с воли
Всю ночь Маринка не могла уснуть. Известие о приближении русских войск взволновало ее: теперь каждая минута пребывания в неволе была невыносимой. От бессонной ночи нервный румянец опалил щеки. Эту перемену сразу же заметили подруги.
– Ты что, Маринка, словно мак, зацвела? Ныне ведь не весна, а осень, – сказала Ганна.
Марине стоило немало труда, чтобы удержаться и не поделиться новостью с подругами. Но она вспомнила клятву, данную сербиянке, и только улыбнулась в ответ.
– Ты чего смеешься? Отчего тебе так весело? – допытывалась Ганна.
– Да я, Ганнушка, сон радостный видела. Вроде Кондратушка сюда прискакал. Басурманов саблей посек, а нас на волю выпустил, – ответила Маринка.
Ответила и заколебалась.
«Сказать или нет? Ведь Ганна не выдаст», – мелькнуло в ее голове. Но через минуту ей стало стыдно: выходит, Яника была права, когда опасалась за нее. «Нет, пусть лучше Ганна не знает пока. Ей спокойней будет, – решила Маринка. – А как я до казаков доберусь, так всех их приведу сюда наших дивчат освободить».
– Крепись, Ганнушка, чует мое сердце – недолго уже нам мучиться, – сказала и крепко поцеловала подругу.
В полдень в покой к невольницам пришел паша. До сих пор Маринка дичилась его: забивалась в самый дальний угол, избегала его настойчивых взглядов. Сейчас, вспомнив совет Яники, она подавила свое отвращение к паше и приветливо ему улыбнулась. Угрюмое лицо турка просияло. Маринка смело подошла к нему. За полтора года жизни в неволе молодая казачка выучилась говорить по-татарски и по-турецки. И она сказала ему:
– Великий паша, разреши обратиться к тебе!
Тучный турок приосанился, приложил пухлую руку к сердцу и осклабился.
– Говори, говори, красавица!
– Милостивый господин! Разреши этой ночью подышать прохладой твоего сада мне и моим подругам Янике и Одарке, – промолвила Маринка, склонившись в поклоне перед пашой.
– Считай, что просьба твоя уже исполнена, – ответил Ахмет и, сверкнув камнями перстней, хлопнул в ладоши.
Из соседнего покоя выскочил евнух Абдулла.
– С этого же часа и днем и ночью ворота сада должны быть всегда открыты для отрады глаз моих. – Паша указал на Маринку. – С ней пропускай в сад всех, кого она пожелает.
С этими словами паша подошел к Маринке и взял ее за подбородок.
– Сегодня ночью я приду в сад, чтоб тебя развлечь, – сказал он.
Этого-то Маринка больше всего и опасалась. Возможность ночного свидания с пашой показалась ей настолько ужасной, что она чуть не выдала себя.
– О господин! Я хочу встретиться с тобой, только не сегодня и не завтра… Я потом скажу тебе о причине, почему должна отложить наше свидание, – в растерянности произнесла Маринка. Облачко недовольства пробежало по лицу паши. Он на секунду задумался, но потом засмеялся. Смятение девушки он понял по-своему и объяснил его девичьей стыдливостью. «Добыча все равно не уйдет от меня. Лучше будет завладеть ею не силой, а лаской», – подумал он.
– Я сама назову час нашего свидания, – пообещала Маринка.
Паша просиял и, полный надежд, ушел. Как только за ним закрылась дверь, Маринка подбежала к Янике и Одарке, чтобы сказать им о согласии паши.
В это время в гарем вошел Абдулла и строго произнес:
– Закройте лица, женщины. Сейчас Халым с малярами будет красить стены.
Его слова вызвали радостное волнение среди пленниц. Жены паши, турчанки и татарки, с испуганным визгом накинули покрывала на лица. Их примеру нехотя последовали русские женщины. Когда одноглазый Халым с Лукой и Семеном, вооруженные кистями и ведрами с белилами, вошли в гарем, все пленницы были закутаны в черные покрывала. Сквозь узкие щели на них смотрели невеселые глаза.
Поставив ведра с белилами, Лука и Семен под надзором Халыма и Абдуллы начали красить облупленные стены комнаты. Когда у евнуха от неусыпного наблюдения за их работой стали слипаться глаза, Халым незаметно потянул его за рукав красной куртки. Абдулла в недоумении уставился на него. Тогда одноглазый, распахнув шелковый халат, вытянул плоскую флягу с длинным горлышком. Мавру не нужно было пояснять, что в ней содержится. Евнух, несмотря на запрещение Корана пить вино, имел к нему непреодолимую склонность. Халым знал эту его слабость. Увидев, как вспыхнули темные выпуклые глаза Абдуллы, он молча встал и подал мавру знак следовать за ним. Оба вышли из покоя.
И тотчас же Яника и Одарка приоткрыли лица. Маринка увидела, как побледнели их щеки. Семен и Лука подошли к женщинам. Нельзя было терять ни секунды. За каждым их движением наблюдали десятки глаз. Лука притянул к себе Янику и что-то шепнул ей на ухо.
– Пусти, шайтан, не то скажу Абдулле, – невесело вырвалась та из его рук, делая вид, что рассержена.
В следующую минуту Одарка и Яника снова закрыли лица и отошли от маляров. Те снова принялись за работу. Они добелили стену и, взяв ведра и кисти, молча ушли.
– Это были наши мужья, – шепнула Яника Маринке. – Мой Лука пообещал мне, что сегодня ночью мы будем на свободе. Как только стемнеет – выходи в сад. Крик совы будет сигналом. Под стеной прокопан подземный выход на волю.
Предательство
Месяц скрылся, нырнув в дымчатую волну облака, когда Маринка вошла в прохладную мглу гаремного сада. Опавшие листья зашуршали под ногами. Наталкиваясь на стволы деревьев, она вышла к узенькой тропочке. Здесь ее тихо окликнул знакомый голос. Пройдя несколько шагов, Маринка увидела женскую фигуру. Это была Одарка. Взяв за руку девушку, она уверенно повела ее в глубину сада. Там, у кряжистой столетней груши, их встретила Яника. Прижавшись друг к другу, женщины стали вслушиваться в шум ветвей, шорох травы, ожидая условного сигнала.
