Александр Старшинов - Центурион Траяна

– Кто поставил здесь этого богами проклятого быка! – послышался мужской голос.

– Бык не проклятый, – с напускной строгостью отозвался Приск, давясь от смеха. – Это символ нашего славного легиона.

Он взял Кориоллу за руку и протиснулся мимо бронзового бока в столовую.

Хозяйская семья была в сборе – ликса, его жена и дочка. Рабы в этот день припозднились с обедом. Хотя в помещении было тепло и гипокауст топили с утра до вечера, но от углов тянуло сыростью – дом с лета стоял нежилой, а в этих болотистых местах стены и вещи отсыревали мгновенно.

– А, Кориолла, девочка! Как я рада! – защебетала супруга ликсы, поднимаясь с ложа и указывая Кориолле место подле себя. – Мы все о тебе так беспокоились. А твоя сестрица Флорис что ж не приехала?.. Мы бы всем место нашли. – В чужом доме жена Кандида распоряжалась как в своем и по-прежнему встречала всех с радостным добросердечием.

– Поешь и ты с нами, Гай, – предложила Майя-младшая. И тут же кинулась наливать Приску и Кориолле в серебряные кубки из кувшина разбавленное вино. Она улыбалась точно так же, как мать, и на щеках ее играли ямочки.

Гай принял из ее рук кубок. Пригубил вино.

– Все хорошо? – спросил у Кориоллы.

Та уселась на ложе, опустив глаза. Потом вскинула голову, в уголках ее губ дрожала улыбка. А в глазах стояли слезы.

– Я боюсь… – сказала она.

– Чего?

Она беззвучно зашевелила губами.

Он понял – «за тебя».

Майя-младшая внимательно глянула на Приска, потом, еще внимательнее, – на Кориоллу. Глаза ее сузились, как у хищницы, узревшей соперницу, позарившуюся на ее добычу. Видимо, любого молодого мужчину она полагала в какой-то мере своим.

– Не бойся! – неестественно громко сказал Приск. – Варвары не возьмут лагерь. Клянусь Юпитером.

– Ну, если наш доблестный друг поклялся, то все в порядке! – хмыкнул ликса.

Приск залпом выпил вино и вышел.

Разумеется, он тут же налетел на быка и сшиб его, с другой стороны в темноте кто-то заверещал.

Приск почти не удивился, когда увидел Нонния. Он стоял напротив дома трибуна, как будто выслеживал дичь. Разглядеть его было нетрудно – переселенцы пережигали дрова на угли для жаровен, так что по всему лагерю горели огни.

Странно устроена жизнь. Как будто Фортуна ради смеха все время подбрасывает тебе на дорогу один и тот же камень – или, вернее, все время одного и того же человека. И всякий раз судьба твоя зависит только от этого одного-единственного мерзавца. И никак его не объехать – не обойти.

Приск прямиком направился к центуриону.

– Я дал слово Валенсу защищать его невесту, и ты…

– Где защищать? В кровати? – хмыкнул Нонний.

Он явно рассчитывал, что Приск сорвется и его ударит. Ну а дальше состряпать обвинение будет совсем несложно.

– Повсюду защищать, – просипел Приск в лицо давнему врагу.

– Да, и что ты сделаешь?

– Тронешь ее пальцем – яйца отрежу, нос, руки и ноги… И скажу: так и было. А мои друзья подтвердят клятвенно.

Нонний хихикнул.

– Ты что, за чужую невесту готов жизнью своей рисковать? Слушай, я не жадный. Давай ее поделим. Ты – так и быть, первый. А я – второй.

У Приска все поплыло перед глазами.

– Тро-нешь паль-цем, – повторил он, запинаясь от душащей его ярости, – умрешь… причем страшно умрешь.

Мелькнула мысль: убить Нонния ночью, раздеть труп, изувечить и сбросить со стены. А утром заявить – убили лазутчики бастарнов. Друзья подтвердят – за смерть Квинта счет еще не закрыт. Правда, вокруг полно народу и, похоже, мало кто собирается ложиться спать. Мелькают факелы, горят костры… Но рискнуть можно. Один только непростой вопрос: а сможет Приск победить Нонния?

Кажется, центурион о чем-то таком догадался, потому как отступил, вновь хихикнул:

– Я пошутил, парень. Что мне, девок мало? И не нужна она мне вовсе – ни сисек, ни зада. И рожа как у грызуна. Забирай ее себе, так и быть.

Приска душила бешеная ярость.

– Я… – выдавил он охрипшим голосом, – отправил письмо Адриану и расписал все твои художества. Что ты нас в Новах сразу узнал, но все равно решил казнить как рабов. Тебя выгонят из армии с позором.

– Ой, ой, ой… Адриан тут же помчится тебя спасать!

– Я и мои друзья – его клиенты. А патрон защищает своих клиентов всегда и везде…

– У меня тоже есть патрон, – хмыкнул Нонний, – и я не советую тебе с ним тягаться.

И центурион исчез в темноте между бараками.

Зато тут же из соседней улочки между казармами вышел Кука:

– Ч-что ты тут делаешь? – спросил Приск.

Его трясло от бешенства, зубы стучали.

– Тебя поджидаю. На всякий случай. – Он демонстративно опустил обнаженный кинжал в ножны. – Клянусь Геркулесом, этот парень совсем спятил.

– Что с ним делать? – спросил Приск.

– Пришибем на стене. Как только случай представится. Сбросим вниз, чтоб бастарны ему добавили. Если что – все подтвердят, что он сам упал. Это не Новы, где он сумел обзавестись десятком прихлебателей. Здесь его никто не любит. Особенно наш «славный контуберний».

– Клянусь Юпитером, он не доживет до следующих январских календ.[85]

Приск хотел сказать – до следующих календ. Но слово «январских» откуда-то выскочило само собой.

«Да что ж это такое… – изумился мысленно Приск. – Предвидение? Неужели дар Тиресия заразителен?..»

Всю ночь на стенах лагеря дежурили караульные с набранными заранее ведрами воды – боялись, что бастарны попытаются поджечь лагерь. Но канаба пока горела в одиночестве, горела всю ночь, освещая копошащихся внутри варваров. Будто черви внутри павшей лошади, они продолжали уничтожать мертвечину. То и дело меж бастарнами вспыхивали ссоры и драки из-за добычи. В становище варваров – на поле, где обычно легионеры Пятого Македонского упражнялись в метании пилумов или отрабатывали маневры, всю ночь шла гульба – пылали костры и даже в лагерь долетали веселые крики.

Рано утром «славный контуберний» был уже на стенах. Пруденс поставил их на балконе воротной башни. Отсюда, со стен лагеря, картина открывалась безрадостная. Над канабой, полуразрушенной и почерневшей, поднимались в морозный воздух струи дыма. Вдали, куда ни глянь, темнели точно такие же столбы – не сигнальные дымы, а дымы пожаров.

Повсюду сновали отряды варваров. Кто-то уезжал, кто-то появлялся. Подходили новые племена из-за реки. Приск с недоумением смотрел на этот людской муравейник. Возможно, тем, кто расположился за стеной, происходящее казалось вполне естественным. В глазах же римлянина, привыкшего к определенному порядку во всем, жизнь бастарнов выглядела не просто нелепой – чудовищной.

Но даже в этом хаосе можно было распознать вполне целенаправленное движение. Ясно было, что варвары вот-вот пойдут на штурм.