Исполняющий обязанности - Евгений Васильевич Шалашов
Я взглядом подозвал к себе парня в таком же фраке, как и присутствующие здесь, чтобы вернуть так и не выпитый бокал. Поставил стекло на поднос, уже собрался уходить, как меня под локоть ухватил норвежец:
— Подождите, господин Кустов, — забеспокоился господин Танк. — Вы все не так поняли. Вероятно, мои познания в английском языке не очень хороши.
Ишь, испугался господин Танк огласки. Ляпнул, не подумав.
Аккуратно стряхивая пальцы норвежца — ткань тонкая, дорогая, я сказал:
— Ваш английский прекрасен. Он гораздо лучше моего французского. А понять, что вы угрожаете нам чужими пушками, не сложно.
— Поймите, господин Кустов, — горячо заговорил господин Танк. — Наша страна переживает не лучшие времена. Мы до сих пор не оправились от последствий войны. Правительство вынуждено контролировать цены, регламентировать потребление некоторых продуктов. Добрая треть флота стоит на приколе. Если учесть, что немало норвежских кораблей утонуло из-за действий немецких подводных лодок, подорвались на минах — это огромная проблема нашей экономики. Лов рыбы в Белом море, добыча морского зверя — единственный источник дохода для большинства норвежцев.
— Тогда я не очень хорошо понимаю — если вы испытываете трудности, то почему так старательно портите с нами еще не сложившиеся дипломатические отношения? А вместо того, чтобы начать какой-то конструктивный диалог, вы начинаете мне угрожать?
Я не стал говорить Танку, что своими словами он сегодня «убил» штук пять или шесть концессий лесной отрасли. Михаил Артемович Попов очень меня просил, чтобы я, по возможности, попридержал французских предпринимателей, желающих заниматься заготовкой древесины в их крае. Теперь же, наткнувшись на откровенное хамство, я не вижу смысла придерживать лесные делянки для Норвегии. А желающие в очередь выстроятся.
Пожалуй, порекомендую Попову (вернее, Совнаркому) расторгнуть договоры уже сложившихся советско-норвежских концессий, а на их место приглашу французов. Думаю, коммерсанты Франции, в ожидании прибыли, с удовольствием покроют неустойку.
Но нет, это слишком мелко. Уж коли Попов умудрился самостоятельно выйти на норвежцев, оформить сделки да так, чтобы они приносили прибыль, то трогать ничего не стану. Как говорят — не ремонтируйте то, что хорошо работает. Ладно, пока потерпим, а там видно будет.
Стало противно. Но к счастью я знал, что кроме Танка имеются и другие представители Норвегии. Тот же Фритьоф Нансен, который сделал множество добрых дел. И пусть в этой истории он не помогал нам бороться с голодом в Поволжье, зато очень активно помогает вернуться на родину людям, застрявшим на чужбине. И есть еще норвежские рыбаки, спасавшие наших все в том же Белом море.
Еще бы одно дело сделать, но я его тоже не стану делать. А так бы хотелось позвать официанта, взять с подноса бокал с шампанским и выплеснуть его в морду господину Танку. Но вместо этого я лишь улыбнулся, кивком поблагодарив посла за прием.
Но все-таки, от одного выпада я не удержался. Перед тем, как уйти, вытащил из кармана двадцать франков — стоимость бутылки шампанского. Не самого лучшего качества, не самого дорогого, а так, среднего. Судя по запаху, именно таким нас и потчевал господин Танк. Бросив купюры на поднос, сказал:
— Это от меня. В знак того, что мы всегда оплачиваем свои счета.
Глава 20
Крестные родители
Я уже несколько раз заводил разговор и с тестем, и с тещей на предмет того, что я должен вносить какую-то сумму за свое собственное содержание в их доме, а также и за свою супругу, а теперь и за дочь. Все-таки, я тут и сплю, и завтракаю, а иной раз и ужинаю. Выражал готовность оплачивать хотя бы коммунальные расходы. Я же, в глубине души, так и остался советским (ладно, пусть постсоветским) человеком, считающим деньги от зарплаты и до зарплаты, привыкший, что за свои расходы должен платить сам. Конечно, до такой степени маразма, как Германии, когда теща предъявляет зятю счет за обед (если это не миф), мы не дошли, но коли зять регулярно обедает у тещи, то он должен как-то компенсировать расходы.
Все-таки, нынешняя эпоха — это не времена рыцарей, когда странствующий идальго безо всяких пробелем находил кров и стол в любом попавшемся на пути замке, и никто бы не додумался вчинить ему счет за постой.
Но родители любимой супруги, услышав такое предложение, отреагировали странно. Андрей Анатольевич только покачал головой, пояснив, что такая мелочь, как пребывание в их доме, меня смущать не должна. А Ольга Сергеевна просто расплакалась, решив, что я ее не люблю и не уважаю, коли приходят в голову такие странные мысли. Несет, дескать зять какую-то дичь, ей даже стыдно. Мол — они не богачи, но прокормят и дочь, и зятя, не говоря уже о внучке. И вообще, с появлением в их особняке молодоженов, подарившим им внучку, их жизнь снова обрела смысл, который уже был утрачен.
Ну, не знаю, что и сказать. Я бы от такого смысла сбежал. Без нас Комаровским жилось гораздо спокойнее. Зять — советский полпред, дочь — сотрудник Коминтерна, да еще и с норовом.
Я ведь до сих пор не знаю источников доходов своего тестя. Понимаю, что до революции он считался человеком небедным, но не из богачей. Имений не было, собственного дома тоже, но снимал квартиру во весь этаж, да еще и на Литейном проспекте. У тещи, вроде бы, в приданом имелось какое-то имение — но это так, символически. Скорее всего, какие-то деньги у Комаровских все-таки были, и они умудрились не просто вывезти их из России, но и достаточно удачно вложить. Вон, и здешний особняк у них не в аренде, а собственности. Но расспрашивать тестя об источнике доходов было не очень-то удобно.
Наташка опять поругалась с Ольгой Сергеевной. И повод на этот раз был серьезный — вчера, пока единственное чадо уходило по делам, поручив ребенка своей бабушке и няне, те быстренько сбегали в церковь и окрестили девочку. Мне уже попало, что недоглядел, но с меня как с гуся вода — я вчера весь день был на службе.
В принципе, даже если бы я знал, то мешать крещению бы не стал. Правда, сам бы не пошел смотреть, как крестят ребенка. Моего, между прочем! Как девчушку окунают в купель с водой (наверняка холодной!), а она плачет. Да я бы не выдержал, схватил свою ляльку в охапку и убежал.
За завтраком ссора между матерью и дочерью разгорелась с новой силой.
— Мама, мало мне венчания? — возмущалась супруга, успевая есть еще и манную кашу. — Но с венчанием еще ладно, базу для руководства мы подвели, а крестить-то зачем? Теперь ты хочешь, чтобы все указывали на меня пальцем и говорили — вот, мол, старая большевичка, которая проповедует атеизм, а сама, между тем, ребеночка окрестила!
— А ты атеизм и не проповедуй, — резонно отвечала теща, державшая внучку. — Проповедников и без тебя хватает. Ты лучше кашу ешь, тебе малышку кормить.
Теща перекусила раньше нас, а теперь тетешкалась с Викусей.
Ольга Сергеевна вообще девчонку с рук не спускала, даже мне и Наталье, не говоря уже о няне, давала понянчить внучку с большой неохотой. Наташка была в более выигрышном положении, нежели я — она, все-таки, кормила младенца, а меня вообще почти отстранили. Но я, откровенно-то говоря, и не роптал.
Наташка уже начала немного ревновать мамку. Как мне кажется — зря. Хочет бабушка возиться с ребенком, зачем мешать? Хуже, если дед да бабка не желают иметь дело с внуками.
— Мама, я атеизм и не проповедую, я им живу, — ответствовала моя супруга.
— Как бы моя матушка сказала — дурочек и без тебя хватает, не умножай их количество! Жить надо просто, без заумствований. А если не станешь хвастать направо и налево, что у тебя ребенок крещеный — так никто об этом и не узнает. Болтай поменьше, так оно здоровее будет. Верно Олег?
Я как раз доедал яичницу (мне полагался английский завтрак) и хотел поддакнуть, но не успел, потому что супруга уже ответила за меня:
— Олегу, между прочем, тоже придется отдуваться. Мы и так у вас на поводу пошли, когда венчались. А теперь еще и крестины…
Тесть, укрывавшийся за листом «Биржевого вестника», выглянул из-за страницы, оценил обстановку и снова спрятался. Никогда не нравилось, что у некоторых людей имеется манера читать газету прямо за завтраком, но тут оценил — есть в этом своя сермяжная правда.
— А мы отмажемся, — деловито сообщил я. Когда это такое было, чтобы я из-за такой ерунды,
