Сергей Шведов - Золото императора
— Ты знаешь, в какую сумму мне это обойдется? — взъярился Агилон.
— А в какую сумму ты оцениваешь свою жизнь, магистр? — вежливо полюбопытствовал Руфин. — Речь сейчас идет именно о ней. Или ты рассчитываешь на доброту императора?
— Будь ты трижды проклят, патрикий, — процедил сквозь зубы Агилон и отошел.
Конечно, он мог бы просто убить Руфина и Фронелия прямо здесь, на месте, а потом заплатить охранникам за молчание. Но подобное убийство наверняка бы привлекло внимание многих. Чего доброго, могли бы найтись люди, которые стали бы выяснять имена убитых. А Агилон сейчас был не в том положении, чтобы навлекать на свою голову гнев императора. В сущности, он тоже являлся пленником, пусть и обласканным за свое предательство. Но почти наверняка в окружении Валента найдутся люди, которым есть что предъявить бывшему сподвижнику Прокопия, и они с большим удовольствием воспользуются любой его оплошкой. На месте Агилона Руфин выкупил бы опасных людей у легионеров, вывел их за пределы лагеря и там бы спокойно придушил. Патрикий нисколько не сомневался, что бывший магистр конницы выберет именно этот, почти безопасный для него путь.
Торг длился довольно долго, и Руфин уже начал терять терпение. Агилон оказался очень прижимистым человеком, а легионер-римлянин, судя по всему, не уступал ему в жадности. К тому же он успел сообразить, насколько важны два этих пленника для магистра-изменника. Дважды Агилон выказывал явное намерение прекратить торг и дважды возвращался с полдороги. Наконец стороны пришли к соглашению, и Агилон отправил одного из своих подручных за золотом. Руфину и Фронелию ничего другого не оставалось, как только надеяться и ждать.
Посланец вернулся с довольно увесистым кожаным мешочком. Агилон провожал уплывающее из рук золото такими глазами, словно у него вырывали из чрева печень. Зато легионеры остались довольны сделкой и даже помогли Фронелию и Руфину подняться с земли. Патрикий вдруг почувствовал в своей правой ладони рукоять кинжала и мгновенно сжал пальцы. Судя по всему, это был дар легионера-римлянина земляку. Руфин спрятал оружие в рукав туники и решительно шагнул вслед за Агилоном.
До рассвета оставалось все ничего, и бывшему магистру следовало поторапливаться. Руфин и Фронелий были слишком известными людьми, чтобы водить их по лагерю, освещенному кострами.
— Нам нужны кони, — тихо прошептал в спину Агилону молодой патрикий.
— Я уже отдал распоряжение, — столь же тихо отозвался тот.
И коней действительно привели. Но Руфин почти не сомневался, что сесть в седла им с Фронелием не позволят. Агилона сопровождали четверо подручных, вооруженных мечами. По меньшей мере одного из них предстояло убить Фронелию. От бывалого римского солдата следовало бы ждать и большего, но вряд ли раненое плечо позволит магистру пехоты проявить свойственную ему прыть. В себе Руфин тоже был не слишком уверен. Все-таки удар по голове не прошел для него даром, и он по-прежнему чувствовал слабость в ногах.
Магистра Агилона, облаченного в дорогой шерстяной плащ, никто из легионеров не посмел ни окликнуть, ни тем более остановить. Он практически без помех вывел пленников за пределы лагеря. Место было удобным как для бегства, так и для убийства. Агилон остановился на краю оврага и, резко обернувшись, выбросил руку вперед. Однако Руфин заранее приготовился к такому обороту дела. Кинжал предателя лишь слегка оцарапал ему шею. Зато удар самого патрикия оказался точен. Клинок, подаренный легионером, вошел Агилону прямо в сердце. Справа тоже раздался предсмертный хрип, но Руфину было не до покойника. Он резко обернулся и вогнал кинжал в живот еще одному потенциальному убийце, уже до половины вынесшему меч из ножен. Через мгновение этот меч перешел в руки Руфина. Левой рукой он метнул кинжал в горло варвара, державшего в поводу двух коней, а потом прыжком настиг своего последнего врага и обрушил на его голову меч. Все это было сделано настолько быстро, что Фронелий едва успел придержать коней, рванувшихся было в сторону. Руфин бросился ему на помощь, и общими усилиями они сумели обуздать норовистых жеребцов.
— Я в своей жизни немало видел бойцов, патрикий, — сказал Фронелий, усаживаясь в седло, — но такого, как ты, — в первый раз.
— Спасибо на добром слове, магистр, — усмехнулся Руфин. — Пора нам с тобой уносить ноги.
— Думаешь, нас хватятся? — удивился Фронелий.
— Нас — нет, а Агилона — наверняка. Он был слишком предусмотрительным человеком, чтобы не подстраховаться. Вперед, магистр, у нас слишком мало времени.
К сожалению, Руфин оказался прав в своих предположениях. Уже при первых лучах солнца они обнаружили конников у себя за спиной. И хотя расстояние между беглецами и погоней было достаточно велико, тем не менее патрикию стало ясно, что чистым полем им не уйти. В лесу им, наверное, будет проще, но до этого леса еще надо добраться.
— Клибонарии? — спросил Руфин у Фронелия.
— Слишком уж быстро они скачут, — покачал головой магистр. — Скорее всего, это сирийцы, их кони резвее наших.
В резвости чужих коней Руфин убедился довольно быстро. Беглецы еще не успели переправиться через полноводный ручей, а преследователи были от них уже на расстоянии пущенной стрелы.
— Не успеем, — скрипнул зубами Фронелий, оглядываясь назад. — Будь они прокляты.
До леса патрикий и магистр все-таки добрались, хотя сирийцы на быстроногих конях уже дышали им в спины. Они даже не стреляли вслед беглецам, видимо, были абсолютно уверены в успехе. Но эта уверенность их и подвела — они слишком уж беспечно ворвались под сень зеленой дубравы. Град стрел, обрушившийся на сирийцев со всех сторон, явился для них полной неожиданностью. Смуглые всадники один за другим валились из седел, не успевая понять, откуда же прилетела к ним смерть. Зато Руфин понял это почти сразу — из Русколании. Только люди боярина Гвидона могли стрелять с седел столь же уверенно и точно, как и с земли. Сирийцы не успели даже развернуть коней для бегства, когда на них из-за деревьев ринулись всадники, облаченные в колонтари. Тяжелая кавалерия в очередной раз доказала свое превосходство над кавалерией легкой. Копья и кривые мечи сирийцев лишь скользили по щитам и броне русколанов, зато удары последних оказывались роковыми для врагов.
— Это и есть твои варвары? — спросил у патрикия Фронелий, придерживая запалившегося коня.
— Боярин Гвидон со своими русколанами, — усмехнулся Руфин. — По мнению одних, отцом боярина является бог Велес, по мнению других — едва ли не самый храбрый и умелый боец в этом мире.
