От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов
Во время ужина Черчилль повернулся к президенту Трумэну и произнес магические слова:
– Гарри, я слышал из прессы, что вы любите играть в покер.
– Это верно, Уинстон. Я много играл в покер в своей жизни.
– Я рад это слышать. Знаете, я сыграл свою первую партию в покер во время Бурской войны. Мне нравится покер – прекрасная игра. Как ты думаешь, есть ли какая-нибудь возможность поиграть во время этой поездки?
– Уинстон, все ребята вокруг вас – игроки в покер, серьезные игроки в покер, и мы были бы рады предложить вам игру.
Несколько минут спустя, когда ужин завершился, Черчилль извинился и вышел на минутку. Как только он ушел, Президент повернулся к нам и серьезным голосом произнес:
– Мужчины, перед нами стоит важная задача. Этот человек играет в покер уже более сорока лет. Он скрытен, любит карты и, вероятно, отличный игрок. На кон поставлена репутация американского покера, и я ожидаю, что каждый из вас выполнит свой долг.
Черчилль вернулся в столовую, одетый в ставший знаменитым за годы сиренево-синий комбинезон, который Клиффорду напомнил костюм кролика. «Стюарды накрыли обеденный стол зеленым сукном, и мы вшестером – президент, Черчилль, Чарли Росс, Гарри Воган, Уоллес Грэм и я – сели за самую запоминающуюся партию в покер, в которой я когда-либо играл.
Правда быстро выяснилась: несмотря на энтузиазм и гордость своими навыками игры в покер, Черчилль был не очень хорош в игре. Позже я узнал, что, играя в свои собственные карточные игры в Англии, такие как джин-рамми и безик, он был великолепен. Но в покере, с его блефом, искусством обмана и определенным кодом, с которым мы все были знакомы, он был, так сказать, ягненком среди волков. Кроме того, его терминология для карт была нам чужда, и это требовало постоянных разъяснений, что только увеличивало наше преимущество. Он назвал стрит „последовательностью“, а валета – „плутом“, в привычной британской терминологии, настолько забавной для Гарри Вогана, что он не мог сдерживать громкий смех».
У Черчилля против трумэновской мафии не было ни одного шанса. Через час игры Черчилль, извинившись, ненадолго удалился. «Как только дверь закрылась, президент Трумэн повернулся к нам с серьезным выражением лица.
– А теперь послушайте, мужчины, вы не очень хорошо обращаетесь с нашим гостем.
Он посмотрел на таявшую стопку фишек Черчилля.
– Я боюсь, что он, возможно, уже потерял около трехсот долларов.
Воган посмотрел на своего друга, которого знал тридцать лет, и рассмеялся:
– Но, босс, этот парень – голубок (лох)! Если вы хотите, чтобы мы сыграли в наш лучший покер во имя чести нации, мы снимем с этого парня штаны еще до конца вечера. А теперь просто скажите нам, что Вы хотите. Хотите, чтобы мы играли в покер ради клиента, хорошо, мы можем делать это весь вечер. Если хотите, чтобы постарались на славу, у нас будут его подштанники.
Президент Трумэн улыбнулся.
– Я не хочу, чтобы он думал, что мы слабаки, но в то же время давайте не будем относиться к нему плохо.
Таковы были наши основные правила на оставшуюся часть поездки. Черчилль „выиграл“ несколько великолепных раундов, некоторые другие проиграл… Когда пыль улеглась и мы подсчитали, Черчилль потерял около 250 долларов. Он был доволен собой, но потерял достаточно денег, чтобы по возвращении в Лондон, как выразился Воган, „не хвастаться перед своими друзьями из Лайма, что он обыграл американцев в покер“».
Ранним утром 5 марта поезд сделал короткую остановку в Сент-Луисе. «Наша поездка на поезде закончилась в Джефферсон-Сити, где нас с энтузиазмом встретили, прежде чем мы проехали последние двадцать миль до Фултона, – продолжал повествование Клиффорд. – Там нас встретил Макклюер, весь надутый в предвкушении своего великого дня».
Макклюер пригласил высоких гостей в свой дом, где был накрыт легкий обед. Главным блюдом выступала копченая ветчина, которая удостоилась наивысшей похвалы Черчилля:
– В этом окороке свинья достигла вершины своей эволюции.
Черчилль попросил прислать ему несколько окороков. Такая же просьба немедленно прозвучала от Трумэна.
В городке яблоку некуда было упасть.
Спортивный зал колледжа мог вместить, если потесниться, около трех тысяч человек, но в очередь за билетом записалось более 15 тысяч. Поэтому были оборудованы соседние помещения, куда предполагалось транслировать речь. Для журналистов подготовили 400 рабочих мест и 35 телефонных линий.
В городке были развешаны приветствия и здравицы Черчиллю и Трумэну, а на сцене зала размещен герб президента США.
В зале должны были установить телевизионную камеру, чтобы транслировать выступление по телевизору, но Черчилль отказался от этой идеи, опасаясь, что его будет отвлекать яркий свет. Или, как он сказал, «не хочу портить впечатление от своей будущей лекции несовершенствами теперешней технологии». В итоге была установлена одна кинокамера. Против радио Черчилль не возражал – этим информационным оружием он владел в совершенстве.
Он назвал свою лекцию «Sinews of Peace», что в русском переводе звучит странновато – «Сухожилия мира». Почему такое название? Черчилль взял общеизвестную в Англии цитату из шекспировского «Генриха V», где молодой король перед решающей битвой призывает своих солдат – «Stiffen the sinews, summon up the blood», что в дословном переводе означает «напрягите ваши сухожилия и соберите кровь», а в переводе литературном – «Врастите в землю, стойте насмерть, соберите волю в кулак». Отсюда английская идиома «Sinew of war» – «сухожилия войны», которую Черчилль в своей излюбленной манере перевернул, сделав из нее название своей лекции: «Сухожилия мира». По-русски это, по-видимому, звучало бы как «Мускулы мира».
Весна рано пришла в Фултон, дни стояли теплые. В гимнастическом зале колледжа, где установили небольшую сцену, были распахнуты окна. Поскольку Черчиллю предстояло получить еще и почетную ученую степень доктора права, он облачился в свою темно-красную оксфордскую мантию.
«Мы вошли в гимнастический зал и поднялись на сцену академической процессией: Черчилль – драматичный в алой мантии, президент Трумэн – менее импозантный, облаченный в черное, – писал Клиффорд. – Адмирал Леги и я надели нашу военно-морскую форму. Перед нами предстала замечательная сцена: собрание жителей маленького городка в спортзале, украшенном флагами, с вежливым предвкушением ожидающее выступления легендарного человека. Большие окна спортзала были открыты, чтобы позволить теплому весеннему воздуху циркулировать. Профессора в академических мантиях, молодые опрятно подстриженные студенты и хорошо одетые горожане – все они теснились на деревянных трибунах. Взволнованное всеобщим вниманием, все население Фултона, а также тысячи людей из окрестностей вышли на улицу, заполнив все три тысячи мест и рассредоточившись на лужайке снаружи, чтобы послушать речь, которая транслировалась по радио по всей стране».
