Ольга Крючкова - Небесный Сион
Исим не в силах скрывать своего изумления, время от времени прерывал рассказ Кемаля примерно такими возгласами:
– Удивительно! Не может быть! Неужели эфиопы почитают и Моисея, и Христа? И считают себя христианами? Я не слышал ничего более удивительного… Какое смешение иудаизма и христианства!
Наконец, небольшой караван достиг Бахр-Дара. Путешественники спешились, дабы отдохнуть и переночевать на постоялом дворе, а на следующий день осмотреть развалины древнего города и продолжить путь в Гондэр.
Путники расположились за большим длинным столом. Молодая хозяйка, облачённая в ярко-оранжевое платье и белый тюрбан, подала гостям еду, традиционную инжеру, плоские ноздреватые блины серого цвета из муки растения тефф, произрастающего на здешних горных склонах. Здешние женщины заквашивают тесто, оно бродит ровно три дня, пока не покроется тонкой серой пленкой, потом выливают тесто тоненькой струйкой на круглый раскалённый камень, оно мгновенно вскипает и начинает вздуваться крупными пузырями.
Кемаль тотчас объяснил Исиму, что без инжеры эфиопы не представляют своей трапезы, она служит им и хлебом, и скатертью, и тарелкой.
И словно в подтверждении слов Кемаля, хозяйка аккуратно расстелила инжеру, подобно скатерти, на столе перед мужчинами. Затем руками выложила на неё из глубокой глиняной миски тушёные овощи и кусочки обжаренной баранины.
Исим, отведавший бег-вот, уже по опыту знал: хозяйка не подаст ни ложек, ни вилок, ни чаши для омовения рук. Он оторвал кусок лепёшки, завернул в него немного овощей с куском мяса и принялся аппетитно его поглощать, запивая лёгким местным вином.
Женщина улыбнулась, безошибочно определив в Исиме чужестранца. В Бахр-Даре почти каждый день проходили караваны из Ливии, Египта, Нубии, Эритреи, Макуры и Алодии[55].
Не успели путники закончить свою трапезу, как в харчевню вошёл скрюченный старик. Его одежда была бедна, седые волосы беспорядочно торчали из-под выцветшего тюрбана, кожа – черна и сморщена от старости и эфиопского палящего солнца.
Хозяйка, увидев нищего старика, собрала с одного из столов остатки еды, и направилась к нему. Но тот, словно не замечая её добрых намерений, уверенно направился к столу, за которым сидели Исим и Кемаль.
Женщина приблизилась к старику.
– Вот возьми… – она протянула ему объедки, завёрнутые в кусок инжеры.
Тот подслеповатыми глазами взглянул на неё.
– Благодарю тебя… – тихо произнёс он и принял подаяние.
– Что ты ещё хочешь? – уже несколько раздражённо спросила хозяйка, понимая, что старик не намеревается покидать её заведение.
– Я хочу поговорить с этими людьми…
Женщина передёрнула пухлыми плечами и удалилась по своим делам.
Кемаль обратил внимание на старика и достал из напоясного кошеля монетку.
– Держи, старик… – сказал он, бросив ему один бырр.
Тот лишь усмехнулся и произнёс:
– Одежда моя бедна… И я питаюсь объедками… Но у меня есть то, что сможет заинтересовать вас. И это стоит больше, чем один бырр.
Кемаль живо заинтересовался словами старика: кто знает, какую древность он может предложить? А, если её можно выгодно продать в Александрии?
Торговец взглянул на Исима, тот вытер руки об оставшийся кусок инжеры и неожиданно обратился к старику на эфиопском:
– Покажи, что у тебя есть?
Старый эфиоп извлёк нечто из кармана своего изношенного одеяния и протянул Исиму.
– Вот, господин… Это очень древня вещь, не сомневайтесь…
Перед взором купца предстал золотой перстень с массивной выпуклой печатью в виде звезды Давида. Он покрутил его и прочитал на тыльной стороне изрядно истёртую надпись:
– Небесный Сион, обиталище Бога… – затем он перевёл пристальный взгляд на старика: – И что это значит? Гора Сион, кажется, – в Иерусалиме…
Старик пожал плечами.
– Возможно, я точно не знаю. Но вот по поводу перстня могу сказать: он принадлежал царице Балкис, что некогда правила в Бахр-Даре, а затем Гондэре.
В мыслях Исима молниеносно понеслось: «Уж не тот ли это перстень, что Соломон подарил своей возлюбленной царице Савской? Так сколько же ему лет?..»
Купец ещё раз внимательно взглянул на перстень, судя по состоянию золота и истёртой надписи, его изготовили давно. Но насколько? Ведь царица Савская правила Бахр-Даром почти две с половиной тысячи лет назад.
Исим протянул перстень сгоравшему от нетерпения и досады Кемалю, ибо купец благополучно обошёлся без его помощи. Но контрабандист не подал вида и начал внимательно рассматривать предложенный перстень.
– Несомненно, это старинная вещь. Насколько, трудно сказать… На подделку не похоже… Вполне возможно, что перстень принадлежал некой знатной семье, а затем был украден… – изрёк он и воззрился на старика.
Тот гордо произнёс:
– Я – не вор и никогда им не был, господин… Если перстень вам не интересен, я предложу его кому-нибудь другому. Здесь почти каждый день проходят караваны…
Кемаль покачал головой и рассмеялся.
– Я не обвиняю тебя в воровстве, старик. Просто я хочу сказать, что перстень – весьма дорогая вещь. Вряд ли ты нашёл его в объедках, завернутых в инжеру…
Старик насупился от обиды.
– Хорошо, сколько ты хочешь? – спросил Исим, обращаясь к старому эфиопу.
– Пять золотых монет…
Кемаль снова рассмеялся.
– Что-то не дорого для перстня, который носила сама царица Балкис! – воскликнул он с некоторой издёвкой и недоверием. – Хотя цена вполне приемлема для древней золотой вещицы…
Исим тем временем отсчитал старику ровно пять золотых монет.
– Я покупаю перстень вне зависимости от того: принадлежал ли он Балкис или нет. Он несомненно древний…
Старик кивнул.
– Разумные слова говоришь, о господин…
Он принял плату за перстень, поклонился купцу и покинул харчевню.
Кемаль задумчиво посмотрел ему вслед.
– М-да… Странный старик… Что-то в нём есть такое, чего я не могу объяснить…
Купец с удовольствием примерил перстень. Он пришёлся как раз впору и теперь красовался на указательном пальце правой руки.
Старик-эфиоп вышел из харчевни и неспешно побрёл по дороге, ведущей в Бахр-Дар. Достигнув города, он свернул в один из близлежащих узеньких переулков…
Пройдя немного, старик резко выпрямился и приосанился, от его тяжёлой старческой походки не осталось и следа. Эфиопские черты лица постепенно исчезали, внешность мнимого старика приобрела свой привычный вид: аристократическую бледность, прямой нос, резко очерченные алые губы, волевой подбородок, чёрные дугообразные брови и крупные карие глаза, обрамлённые густыми ресницами.
Незнакомец скинул лохмотья, которые скрывали его чёрный атласный камзол, расшитый серебряной нитью и несколько раз пронзительно свистнул. Из-за небольшого полуразрушенного дома, сложенного из местного камня, появилась лошадь. Она была подстать своему хозяину. Под её чёрной переливчатой кожей играли сильные мускулы, густая грива была аккуратно подстрижена, голову украшал золотой шанфрен[56], а упряжь – россыпь драгоценных камней.
