Багдан Сушинский - Путь воина
— Кто вы такие?!
— Казаки реестра, господин генеральный писарь!
«Кажется, они еще не знают, что я уже избран гетманом, — лихорадочно выяснял свои шансы Хмельницкий. Он совершенно не был готов к схватке. При нем не было даже пистолета. Да и к сабле рука тоже почему-то не тянулась. — Но если они не знают, что я избран гетманом, значит, и подосланы не как к гетману…»
— Кто вас послал?
Один казак остался на месте, другой подался навстречу ему, на ходу выбрасывая на землю пистолет и саблю.
— Я без оружия, господин полковник! Вы готовы выслушать меня?
— Подбери свою саблю. С каких пор я беседую только с безоружными? — горделиво молвил Хмельницкий. Ему неприятно было осознавать, что казаки заметили его растерянность и считают трусом.
Казак послушно спешился, подобрал оружие и, не садясь в седло, приблизился еще на несколько шагов.
— Мы посланы господином Вуйцеховским.
— Кем?! Чье это имя вы сейчас произнесли?
— Он назвался господином Вуйцеховским. Тайным советником короля.
— Ты лжешь, казак! — вспомнил гетман, что Коронный Карлик действительно принадлежит к роду Вуйцеховских. — Откуда ему здесь взяться? Какой он из себя?
— Скажу, как он сам велел сказать: «Маленький такой, весь в черном». — Вернулся казак в седло.
Услышав это, Хмельницкий вновь оглянулся на гряду холмов, за которой остался последний встретившийся ему казачий разъезд. Теперь гетману уже не хотелось, чтобы хоть один казак стал свидетелем его переговоров с реестровиками; чтобы он знал, что встречи с ним добивается сам Коронный Карлик.
— Где он сейчас?
— В двенадцати верстах отсюда, у зимника Есаульского.
— Рискнул настолько приблизиться к Сечи?
— Неподалеку застава реестровиков и польских драгун, которых посылают из Кодака. Кроме того, он является королевским комиссаром, обладающим охранной королевской грамотой.
— Ну, разве что он прибыл с грамотой… — иронично согласился Хмельницкий. «Уже в двенадцати верстах от Сечи! — лихорадочно прикидывал он. — Ох, как же некстати появился здесь этот тайный советник! Но в то же время появиться Вуйцеховский мог только по воле короля или королевы. Что, собственно, почти одно и то же. Почти…»
— Господин Вуйцеховский будет ждать вас сегодня и завтра. Два дня. И предупреждает, что в этой встрече вы заинтересованы значительно больше, чем он.
— Как же вы рассчитывали увидеться со мной?
— Думали выдать себя за реестровиков, перешедших к вам на службу, а уж потом…
— Ясно. В таком случае передайте Вуйцеховскому, что явлюсь к нему завтра утром. И сообщите, что теперь я уже гетман запорожцев, только вчера избран.
Казаки переглянулись и сняли шапки, чтобы, как подобает, склонить головы перед гетманом запорожцев.
— Когда пойдешь большой войной против татар или турок, то кликни, — молвил тот, что выезжал ему навстречу.
— С половиной полка к тебе придем, — добавил его товарищ.
— Считайте, что уже кликнул.
Казаки развернули коней и, стараясь держаться поближе к плавням, где в любое время можно было скрыться, умчались в степь.
«Вот такими вызовами к королю завершаются иногда триумфы запорожских гетманов, — рассмеялся им вслед Хмельницкий. — Появление в казачьих степях Коронного Карлика может означать только одно — что Владислав IV занервничал. Понял, что лишается сильного союзника, возможно, последнего в его королевстве преданного ему полководца».
Возвращаясь на Сечь, гетман уже раздумывал над тем, каким образом и под каким предлогом можно будет оставить казачий лагерь завтра ночью. Поняв, что найти убедительное объяснение своему вояжу вряд ли удастся, он решил сегодня же к вечеру вернуться на остров, на котором совсем недавно основал собственную резиденцию, в которой никому ничего объяснять не нужно будет.
«Занервничал король Владислав, занервничал…» — торжествовал он, еще не осознавая, что настоящая, его личная победа чудится ему не в избрании командующим восставшего казачества, не в признании атаманом бунтовщиков, а в том, что он все же заставил короля вновь обратиться к одному из лучших воинов своего королевства. Одному из своих лучших полковников.
25
Уже увидев первые проблески зари, медленно разгоравшиеся на оконном стекле, Гяур вновь закрыл глаза и попытался уснуть. Но вместо сна начали появляться видения: он — на палубе корабля, который пробирается по ночному каналу к занятому испанцами Дюнкерку; он — в одной из схваток на улицах какого-то французского города; каюта, в которой, пребывая в испанском плену, он ждал казни и с которой совершил дерзкий побег… И только после всех этих воинских терзаний ему явился берег Дуная, на котором, отплывая в Стамбул, он прощался с отцом и членами Тайного Совета Острова Русов, служившим его племени русичей неким подобием правительства или сейма.
Увлекшись этими картинками прошлого бытия, Одар-Гяур не слышал, как отворилась дверь и как ушедшая на ночь к себе в спальню Власта вновь появилась в его комнате.
— Это самое прекрасное утро в твоей жизни, разве не так? — прошептала она, забираясь к нему под легкое одеяло.
— Самое… — счастливо улыбнулся Гяур, ощущая рядом с собой нежное тепло женского тела.
— Ты никогда в жизни не испытывал такого блаженства, — внушала ему женщина, нежно обхватывая руками плечи и покрывая поцелуями лицо, шею, грудь…
— Такого — никогда…
— Повтори-ка эти слова, мною осчастливленный, только чуточку убедительнее.
— Повторяю со всей возможной убедительностью, — буквально прорычал Гяур, демонстрируя всю мыслимую в подобной ситуации правдоподобность.
С минуту Власта лежала, затаившись, словно дикая кошка перед броском на свою жертву. В эти мгновения она была по-охотничьи смирна и терпелива. Но только в эти.
— А ведь ты даже не догадывался, что именно это утро подарит нам зачатие сына.
— Хотелось бы верить в это твое пророчество, — мечтательно произнес генерал. — Как ни в какое другое.
— Вот и начинай верить. Причем начни с того, что запомни это утро.
— Судьба подарит нам много сыновей, — легкомысленно согласился Гяур, чувствуя, как ноги женщины блуждают по его ногам и как Власта покрывает шелковистыми волосами его торс.
— Э, нет, на многих не рассчитывай, — озабоченно усмирила его фантазию графиня. — Хватит с тебя одного.
— Правда?
— Зато это будет сын, достойный славы и величия княжеского рода Одаров, особенно своего отца Одар-Гяура. И конечно же он станет бесстрашным воином, настолько известным, что славой своей, возможно, превзойдет своего родителя.
