Михаил Шевердин - Набат. Книга первая: Паутина
Все еще пятясь, Хаджи Акбар нехотя пролез в дверь, зацепился и чуть не оборвал драпировку. Когда он исчез, доктор вытер платком лоб, бормоча: «Рыцарь, рыцарь», сунул револьвер в карман и вышел.
После яркого света лампы темень ослепила его. Но он почувствовал, что рядом, на ступеньке крыльца, стоит Даниарбек.
— Ну, где хозяин?
— Вон он, около дерева.
Действительно, огромная фигура Хаджи Акбара уже виднелась в желтом пятне света посреди двора.
— Тоже место выбрали, рядом с дерьмом, — пробормотал доктор. — Вот что…
Он быстро шепнул что-то на ухо Даниарбеку, а спустя минуту молча и сердито осматривал при свете жестяного фонаря ногу больного.
— М-да, батенька. Где это вы так разбередили себе? Придется полечить. В наших тропиках недолго злокачественную язву заработать. Дайте теплой воды…
— Мы… — сказал слабым голосом сеид Музаффар, — путешествуем не в коляске и не верхом… Мы странники. Посох — наша опора.
— Издалека идете? — смазывая рану, говорил доктор. — Разве не с вами мы встречались… на Черной речке?
Хозяин ушел за водой, и они остались одни.
— Доктор, — к величайшему удивлению Петра Ивановича вдруг чисто по-русски сказал потомок пророка. — Сейчас придет этот… Хаджи Акбар. Он клянется, что его жена у вас. На улицах — его люди, на крышах, у ворот — его вышибалы. Берегитесь! О нога моя, нога моя! — перешел он на узбекский язык. — А мне еще идти тысячу верст…
Из темноты появился Хаджи Акбар с кумганом.
— Ничего, ничего, полежите денька три, и все пройдет, — многозначительно сказал доктор.
Сделав перевязку и собрав инструменты, он вернулся к себе. У ворот он столкнулся с Алаярбеком Даниарбеком, ведшим коней на поводу.
— Куда вы?
— На арык. Попоить коней, — громко сказал джигит и чуть слышно добавил: — Куда вы приказали.
— Ну, давайте, только побыстрее.
Вернувшись к себе, доктор закрыл дверь на задвижку, притушил чуть-чуть огонь лампы и вошел в спальню. Жаннат безмятежно спала, раскинувшись на кровати, открыв рот и тихонько всхрапывая. В черной рамке волос ее раскрасневшееся во сне лицо поражало строгой восточной красотой. Грудь под тонкой материей трепетно вздымалась и опускалась.
— Так вот что за шум слышал твой муженек, красавица. Ты храпишь, душенька. Грех непростительный. Учтите это, господин рыцарь Тристан, и да умерит это восторги перед вашей неземной красотой, Изольда.
Иронически улыбаясь, доктор потушил лампу. Откинув сюзанэ, он смотрел в темноту на мерцавшие в бархате неба алмазы звезд и думал.
Но о чем мог думать не слишком молодой, проживший полную лишений и трудностей жизнь человек, которого не баловали ни лаской, ни дружбой, когда рядом с ним находилось полное дикой прелести и доверчивости молодое существо.
Доктор и Жаннат до этого дня не сказали друг другу ни слова. Несколько раз они обменялись мимолетными взглядами. Прыщавый держал свою жену взаперти, позволял ей выходить из грязного чулана только в случаях крайней необходимости. Хаджи Акбар упорно сидел в Павлиньем караван-сарае и как будто даже не собирался перебраться в гораздо более удобный, приспособленный для жилья собственный дом.
Доктор не мог не проникнуться глубоким сочувствием и жалостью к Жаннат. Может быть, беспомощность молодой женщины и добродушная внешность доктора способствовали возникновению каких-то взаимных симпатий, но в этом никогда не отдавал себе отчета доктор, над этим не задумывалась и не собиралась задумываться Жаннат.
Доктор очнулся. Странно, глаза его были влажны. Черт знает что такое! Шуршало что-то в поле. Послышалось всхрапывание, позвякивание. В темноте возникли движущиеся серовато-белые пятна, Алаярбек Даниарбек на сером коне вел под уздцы белую маленькую лошадку — своего Белка.
Доктор оборачивается, подходит в темноте к кровати и негромко окликает:
— Жаннат, вставай!
Но она не просыпается, а только всхрапывает громче. Доктор осторожно кладет руку ей на плечо и встряхивает.
— Убирайся! — почти кричит Жаннат и садится на кровати. — Уходи!
— Это я, — говорит доктор смущенно.
— О доктор! — Голос из испуганного становится спокойным. Жаннат потягивается и зевает. — У вас сладко спится.
— Ну, милочка, — говорит доктор, — вставай, за тобой приехали.
Жаннат стремительно хватается за доктора, чем ввергает его в немалое смущение, и страшно кричит:
— Не отдавай меня, не отдавай! — В голосе ее слезы отчаяния.
— Ну, зверушка, успокойся.
Она вся дрожит. Он гладит ей волосы, а она страстно хватает его руку и осыпает поцелуями.
— М-да, положеньице…
Доктор отнимает руку и как можно спокойнее и убедительнее говорит:
— Все в порядке, деточка, тебя отвезут в город.
— Не поеду.
Что-то вроде отчаяния охватывает доктора. Время уходит, а девчонка капризничает.
— Оставаться здесь нельзя. Прыщавый уже пронюхал, что ты здесь.
К удивлению доктора, в темноте звенит задорный смех. Этого еще не хватало, истерика.
— Успокойся.
— Ах, как правильно! Прыщавый, ха-ха-ха! Прыщавый. Прыщ, настоящий прыщ. Это вы его так назвали? Ах, доктор, какой вы хороший, умный.
И она целует доктора уже не в руку, а в щеку.
— Лезь, — наконец говорит доктор, — лезь в пролом быстро.
— Я боюсь, там скорпион.
Теряя самообладание, доктор выталкивает сопротивляющуюся Жаннат наружу и тихо говорит Алаярбеку Даниарбеку:
— Принимай.
Но тут возникает новое осложнение. Жаннат ни за что не желает ехать с Алаярбеком Даниарбеком. Молодой мусульманке запрещено оставаться с мужчиной наедине, да еще ночью. Она не боится, но что скажут о ее чести. Но ведь только что она была наедине с ним, с доктором. О, это другое дело. Он — доктор, хаким и мудрец, почти святой. Доктор разъясняет, что Алаярбек Даниарбек отец семейства, почтенный человек, что он доверенное лицо. Жаннат упрямо заявляет, что если она въедет в город, да еще ночью, вдвоем с мужчиной, то позор ляжет на ее голову и все примут ее за гулящую.
А время идет. Спорить, да еще шепотом, доктору и смешно и грустно. И ему безумно жалко Жаннат. Наконец он плюет на все, возвращается в кабинет, надевает китель, фуражку, застегивает кобуру.
Кажется, все. Он вслушивается в звуки двора и улицы. Там все тихо. Он идет в спальню, оправляет одеяло на кровати, задергивает сюзане и выбирается в поле. Бодро, по-молодому, он вскакивает на коня. Слышится напутственное «хайр!» Алаярбека Даниарбека.
Медленно по мягкому грунту шагает конь. Прохладно. Ветерок овевает разгоряченный лоб и щеки. Рядом слышен тихий топот белой лошадки. Жаннат наконец умолкла. Как много говорят женщины!