Сэмюэл Шеллабарджер - Рыцарь короля
— Заслуги младшего сына не извиняют отца. Вы будете щедро вознаграждены, мсье, — но только вы, по вашим собственным заслугам.
Блез ясно осознал трагичность того, что столь спокойно и буднично произошло в этой тускло освещенной комнате; его воображение рисовало зловещую картину: разграбленный и опустошенный дом предков, семья, обреченная на заключение или, в лучшем случае, на нужду.
— Ваше высочество, — выпалил он, — если я оказал какую-либо услугу…
Она прервала его, подняв руку, но улыбка её стала любезной, даже обаятельной.
— Посмотрим, мсье де Лальер, посмотрим. Господин канцлер, можете поставить после этого имени знак вопроса. Не предпринимайте сейчас никаких шагов в отношении этой собственности… А теперь, с вашего позволения, — продолжала она, все ещё обращаясь к Дюпра, — мне хотелось бы побеседовать с этим молодым человеком наедине. Будьте любезны приказать церемониймейстеру, чтобы нас не беспокоили ни по какому случаю.
Спрятав дощечки в карман, Дюпра поклонился и вышел.
«Какого черта ей ещё надо?» — подумал Блез.
Но потом он вспомнил о листке бумаги, который регентша сунула в свою сумочку.
Глава 13
Сев в кресло с прямой спинкой, Луиза Савойская пальцем поманила к себе Блеза:
— Подойдите-ка поближе, друг мой. У вас большие заслуги перед королем и, следовательно, перед всеми, кто любит короля, а среди них я, несомненно, первая. Я чувствую к вам особое расположение. Ваша отвага при защите мсье де Воля и спасении его жизни может сравниться лишь с вашей преданностью короне, за которую вы навлекли на себя ненависть этих бурбонских мятежников и были изгнаны из родительского дома. Браво, сударь! Начинаете вы неплохо. Я предсказываю вам долгий и усыпанный почестями путь, если вы сохраните столь же счастливые наклонности…
Когда герцогиня хотела, она умела заставить свой сухой, монотонный голос источать мед. Чтобы не поддаться его очарованию, Блезу следовало быть гораздо более искушенным и проницательным человеком, чем позволял его возраст. Награды, на которые намекала регентша, казалось, лежали уже у него в кармане. Он постарался как можно красноречивее выразить свою благодарность великодушной и щедрой властительнице.
— Однако ваши дела мы обсудим подробнее попозже, — продолжала она. — Сейчас нам с вами надо поговорить о другом. Я полагаюсь на вас, мсье де Лальер; надеюсь, что вы преданы не только королю, но и мне. Я не слишком далеко захожу в своих предположениях?
Ее улыбка побуждала довериться ей всецело. Блез чувствовал, что его вводят в узкий круг, доступный только самым знатным и избранным.
— Клянусь Богом, мадам, — произнес он пылко, — я страстно желаю служить вам, и никакие предположения вашего высочества не окажутся преувеличенными. Если есть что-нибудь…
— Благодарю вас, мсье. Вы искренний человек. Поверьте мне, я это ценю. А теперь скажите: вам, полагаю, известно содержание этого письма? — Она выдвинула краешек листка из своей сумочки.
Де Лальер поклонился:
— Маркиз был настолько милостив…
— И вы знаете, что речь в нем идет об одной из фрейлин королевы?
— Да, о мадемуазель де Руссель.
— Я так поняла, что вы в состоянии сообщить нам, действительно ли она та самая дама, что изображена на миниатюре, принадлежащей этому мерзавцу де Норвилю, — девица, на которой он собирается жениться. Если это так, то вам необходимо предоставить случай…
— С позволения вашей светлости, — поспешил сказать Блез, — я уже узнал даму, о которой идет речь. Она беседовала с её величеством, когда я проходил через зал.
— Ого! — Луиза одобрительно хлопнула рукой по подлокотнику кресла. — Ну что ж, это упрощает дело… Острый у вас глаз, мсье де Лальер! Клянусь Богом, вы мне по вкусу!
Тонкие губы растянулись в гримасе, оскалив зубы.
— Ах ты ж шлюха! — Она хрипло рассмеялась. — Уж она постаралась сохранить свою помолвку с этим бурбонским шакалом в полной тайне. Теперь-то мне понятно, зачем она просила пропуск в Савойю…
Откинувшись на спинку кресла, герцогиня замолчала; глаза её выдавали напряженную работу мысли, но выражение лица оставалось, как всегда, сугубо деловым и прозаичным. Неудивительно — эта женщина настолько привыкла к человеческой подлости, что воспринимала её как должное. Не ожидая никакой порядочности от других, она и сама редко ею грешила.
Мнение герцогини об Анне Руссель было явно самое низкое — но не ниже, чем о женщинах вообще. Она не испытывала ни гнева, ни возмущения. Девица просто представляла собой проблему, которую требовалось решить.
Время от времени она задумчиво пощелкивала ногтем большого пальца по зубам; и наконец, с последним щелчком, заметила:
— Мсье, то, что я собираюсь вам сказать, — дело глубоко личное, которое я не стала бы обсуждать ни с кем на свете. Оно касается короля. Вы видите, как я доверяю вам. Мне нужно, чтобы вы дали слово чести хранить молчание обо всем, что услышите.
Блез, ещё более польщенный, мог лишь поклясться хранить тайну.
— Так вот, мсье, — продолжала Луиза, — мне горько признаваться, что его величество, который, без сомнения, является величайшим государем в христианском мире, не свободен от некоторых слабостей, обычных, впрочем, для царственных и импульсивных натур. Когда дело доходит до женщин, король откровенно слепнет. Может быть, сударь, вы мне не поверите, но женщины — вредная порода. Они фальшивы, похотливы, тщеславны, лицемерны и, ко всему, закоренелые лгуньи. Нужно самой быть женщиной, чтобы видеть насквозь их уловки и знать им подлинную цену. Но королю этого никак не вдолбишь. Для него любая гусыня — лебедь, каждая смазливая шлюха — ангел. Так что мы с его сестрой вынуждены оберегать его, как можем…
Она не могла продолжать спокойно и взорвалась:
— Господи, что за идиоты эти мужчины!
Если у Блеза и промелькнуло в памяти любимое присловье мадам де Лальер, что люди обнаруживают собственные недостатки, когда судят о чужих, то он отмел эту мысль как непочтительную и галантно заметил:
— Я далек от того, чтобы возражать вашей светлости насчет глупости мужчин, однако в вашем присутствии было бы непростительно принять мнение вашего высочества обо всех женщинах…
Она слегка ухмыльнулась.
— Изящно сказано, мсье. Но вы, я вижу, тоже слепой. Погодите, вот сами попадетесь на удочку… Однако вернемся к делу. Эта английская распутница наслала чары на короля.
Блез воспринял слово «чары» буквально и перекрестился.
— Да нет, я не хотела сказать, будто она занимается черной магией. Но эта хитрая девка знает, что лучший способ справиться с мужчиной или с мулом — это держать у него перед глазами морковку. Время от времени пусть отгрызет кусочек, но если он схватит весь пучок — игра проиграна. Вот она и держит его величество на расстоянии, только нервы ему щекочет — то глазки состроит, то ножку покажет… И вот вам результат: он от неё просто без ума, видит её во сне, стихи ей сочиняет!.. Он принимает эту девчонку за богиню. Если вы даже убедите его, что она — шпионка Англии и Бурбона, то, в таком состоянии духа, как сейчас, он просто сочтет её ещё более соблазнительной и пикантной. Теперь понимаете, в чем дело? Более чем бесполезно передавать ему письмо мсье де Воля о ней; да что там бесполезно — просто опасно, он ведь ничему не поверит… а если и поверит, так все равно ничего не предпримет. А предпринять что-то надо. Вы понимаете меня?
