Николай Харин - Снова три мушкетера
— Именно так, старый ты кашалот, — отвечал капитан, слегка ткнув своего помощника локтем в бок.
— И давно ты решил покинуть его высокопреосвященство при случае?
— Одна штука повлияла на мое решение.
— Какая же?
— Ты помнишь наше отплытие?
— Еще бы. Мы отправлялись прямо в пасть голодному волку. Ларошельцы, бедняги, ведь и впрямь напоминают этого зверя.
— Не то. Помнишь того мушкетера, который догнал нашего пассажира со своим слугой?
— С этим неразговорчивым парнем? Помню, еще бы.
— Этого человека зовут Атос. Говорят, что он скрывает под этим прозвищем какое-то знатное имя.
— По виду он точно благородный вельможа.
— Так вот, если помнишь, этот вельможа отвел меня в сторону и положил мне в руку изрядный кошелек с золотом. А потом сказал…
— Что же ты молчишь? Продолжай.
— Вот что он сказал мне — слово в слово: «Вы, — сказал он, — возьмете на борт моего слугу, и он будет неотступно сопровождать вас. Если вы не тот, за кого себя выдаете, и попытаетесь причинить господину д'Артаньяну хоть малейший вред, сделаете малейшую попытку выдать его, мой слуга убьет вас на месте — посмотрите на него внимательно, и вы поймете, что я говорю правду. Если все же судьбе будет угодно помешать моему слуге в этом деле и с господином д'Артаньяном что-нибудь случится, а вы вернетесь из вражеского лагеря невредимым, я даю вам слово дворянина, что убью вас собственноручно, как только разыщу. Бог мне свидетель. Это все, что я хотел сообщить вам». С этими словами он повернулся ко мне спиной и больше ни разу даже не посмотрел на меня.
— И из-за этого человека ты опасаешься возвращаться в лагерь? Ты, который, не дрогнув, шел на пушки испанцев в бухте Маракайбо?!
— Ах, Александр, друг мой. Я умею разбираться в людях. Это не было угрозой. Пойми, он не угрожал мне. Он говорил это спокойно и безо всякой враждебности, но я понял, что он это сделает. Гасконец в плену. Наверное, его казнят. Я не хочу появляться в лагере.
— Ну что же, Якоб. Никто не знает тебя так, как знаю я. А я знаю, что ты — не робкого десятка. Раз ты так говоришь, значит, у тебя есть на то основания. Я тоже кое-что слышал про этого Атоса. Рассказывали, что он предложил на пари с тремя друзьями продержаться час на бастионе Сен-Жерве.
— И выиграл?
— Да. Еще и сумел пообедать под пулями атакующих ларошельцев. Говорили также, что он и несколько мушкетеров Тревиля устроили суд над одной женщиной, которая была доверенным лицом кардинала, вынесли ей смертный приговор, привели палача, и он привел приговор в исполнение. Если это правда, а они до сих пор не в Бастилии, значит, они и впрямь заговоренные.
— Вот видишь! Поэтому — плывем в Остенде.
— Но у нас не хватит пресной воды!
— Черт возьми, это верно! Но на французский берег высаживаться я не хочу. У кардинала везде свои люди.
— Тогда идем в Сантандер, это ближе. Идем к испанцам.
— Хоть к туркам! Главное — мы сами себе хозяева.
— Ты кругом прав, Якоб. Именно этого чувства я не испытал со времени наших приключений в Карибском море.
— А этот хмурый парень, Гримо, сошел на берег и не вернулся, — бодро добавил капитан, попыхивая своей трубкой.
— Э-э…
— Что такое?
— Я… э-э…
— Тысяча чертей и норд-вест в придачу! Да в чем дело?!
— Я только хотел сказать, что твой будущий убийца находится за твоей спиной, но…
— Где?! — взревел капитан, резко оборачиваясь и, видимо, готовясь к рукопашной.
— …но, кажется, он вовсе не собирается покуситься на твою жизнь, судя по его мирной физиономии, — закончил г-н Эвелин. — Клянусь золотыми дукатами, зарытыми мной в северной части острова Тортуга семь лет тому назад, этот парень хочет о чем-то с нами поговорить.
В самом деле, Гримо приблизился к обоим морякам с явным намерением вступить в разговор.
— Доброе утро, парень, — добродушно сказал г-н Эвелин.
Гримо поклонился.
— Домой? — спросил он, обводя рукой морской горизонт.
— Ты прав, любезный, домой. Но только вот дома у нас с тобой разные, хмуро отвечал капитан Ван Вейде.
— Господин д'Артаньян вернулся? — спросил туго соображавший со сна Гримо.
— А откуда он, по-твоему, мог вернуться? Из тюрьмы?! — спросил г-н Эвелин.
— Его освободили, — сообщил Гримо. — Затем он задумался на минуту и уточнил:
— Должны были.
— Рад это слышать, парень, — отвечал капитан, оправившийся от своей минутной слабости. — Но нам об этом ничего не известно.
— Тогда — назад! — сказал Гримо, делая красноречивый жест.
— Полегче, парень! Здесь я капитан, — недобро отвечал Ван Вейде.
— Надо — назад! — упрямо повторил Гримо, делая шаг к штурвалу.
— Эй, молодцы! — крикнул капитан двум матросам, хлопотавшим неподалеку. — Оставьте на время снасти и отведите этого человека в трюм. Пусть он посидит там пока и не путается под ногами!
Упирающегося Гримо утащили в трюм, но для этого понадобилось позвать третьего матроса.
— Так будет лучше, — удовлетворенно сказал капитан. — Идем в Сантандер.
Глава пятнадцатая
Осада закончилась
Столь поспешное появление коменданта Ла-Рошели на площади, где собирались казнить д'Артаньяна, объясняется чрезвычайно просто. Лишь одно обстоятельство заставило г-на коменданта отменить казнь — исчезновение фелуки «Морская звезда» из гавани Ла-Рошели. Отправившийся в гавань Джейкобсон не обнаружил ее на месте и спешно прибыл к коменданту с этим известием.
Комендант мигом сообразил, что единственный путь спасения из Ла-Рошели теперь потерян. Ему не нужно было обладать большой фантазией, чтобы представить себе, как отнесутся к нему победители, заняв город и обнаружив, что он, комендант, повесил лейтенанта мушкетеров короля, уже отдав приказ о капитуляции, фактически прекращающей военные действия. Поэтому комендант так спешил остановить казнь.
К счастью для д'Артаньяна, комендант действительно сохранил значительно больше сил, чем его подчиненные.
Он успел.
Итак, Ла-Рошель пала. То, что было начато в марте 1621 года, когда гугеноты восстали против короля, было завершено семь лет спустя в этом же городе. С восстанием было покончено. Королевская армия под Ла-Рошелью сполна рассчиталась за неудачи под Монтобаном и Монпелье. Это было тем более приятно для кардинала, поскольку все предыдущие неудачи в борьбе с гугенотами выпали на долю короля, тогда как победу все связывали в первую очередь с именем Ришелье.
Была подписана капитуляция.
28 октября 1628 года город сдался на милость победителей. Король даровал свободный пропуск храброму гарнизону. Когда защитники города показались из ворот, королевские войска не хотели верить своим глазам: перед ними прошла горсть людей.
