Алхимики - Рудольф Баумбах
— Нет, — возразил он, — старик Томазиус только мой друг, и я проживаю в его доме. Меня зовут… — магистр поднялся и отвесил изысканный поклон: — меня зовут Иеронимус Ксиландер, я — магистр свободных искусств.
Итальянский граф также поклонился.
— Не сродни ли вы почтенному поэту, автору комедии, разыгранной вчера в присутствии нашего светлейшего князя?
Магистр зарделся, как девица, и прошептал:
— Это я и есть.
— Ах, вот как! — воскликнул граф и поднялся со своего стула-треножника. — Очень приятно, — сказал он, — почитаю за честь познакомиться с вами…
Медовые речи так и потекли из уст графа и магистра. Старый Петр смотрел на обоих с изумлением. Затем поднялся маленький спор из-за стула-треножника: каждый из собеседников стремился уступить его другому. Наконец, они уселись. Граф попросил магистра еще раз показать ему камешки и прочел маленькую лекцию о кварцевых породах. А магистр пересказал своему собеседнику чудесную историю, слышанную им от старого Петра. Он рассказал также о своем старом друге Томазиусе, который уже в продолжение целого ряда лет без всякого успеха стремится добыть золото, и затем попросил графа посвятить его в тайны алхимии.
Старичок Петр, навострив уши, старался запомнить каждое слово; однако, он почти ничего не понял из того, что говорил граф.
Увы! немногое уразумел и сам почтенный магистр, ибо граф говорил необыкновенно пространно и туманно.
Дождь, между тем, угомонился, и солнце склонилось к закату. Но магистр и не думал уходить. Затаив дыхание, слушал он мудрые речи итальянского графа, глаза которого странно блестели при тусклом свете гаснущих угольков очага.
Глава XI
ЯКОВ, РОКОВОЙ ВОРОН
— Послушай, Эльза, — сказал Томазиус перед отъездом в Аммерштадт, — сегодня ты остаешься полной хозяйкой в доме. Держись около Ганны и избегай бакалавра! Надеюсь, ты меня поняла? Скоро он все равно нас покинет, — понимаешь? Он сам попросил меня подыскать ему новую службу, и я сделаю, что могу. Может быть, во время моего отсутствия он захочет попрощаться с тобой. Но ты уклонись от этого — понимаешь? Он славный парень, но — ты понимаешь меня, надеюсь, — лучше будет так, а не иначе. Поняла?
Эльза поняла только одно, — Фриц уезжает от них! У нее даже голова закружилась при этом известии.
Томазиус нежно погладил свою прекрасную дочку по голове и уехал. Эльза не слышала стука колес и не обратила никакого внимания на отца, махавшего ей рукой на прощание. Она упорно думала только об одном: он уезжает!
С того самого весеннего дня, когда Фриц рассказал ей историю своей жизни, она ни разу еще не говорила с ним наедине. Ведь Фриц целыми днями и ночами работал над открытием в тайной лаборатории. Потом он готовился к спектаклю, так что Эльза видела его только изредка. Теперь комедия была сыграна, и она надеялась, что ей удастся, наконец, поговорить с ним. И вдруг — оказывается, он уезжает!
Какие мучения пришлось перенести Эльзе за все это время! Когда они сидели вдвоем под бузиной и готовы были во всем признаться друг другу, — неожиданно появился магистр и вспугнул их… В последующие дни, когда она сидела за столом напротив Фрица, ей приходилось все время быть настороже, чтобы чем-нибудь не выдать свою тайну. Как мечтала она о новой встрече с тем, ради кого билось теперь ее сердце! Но дни проходили за днями. Эльза нередко бродила по саду, однако Фриц не появлялся больше у гряд с лекарственными травами… Он сидел в тайной лаборатории, согнувшись над тиглями, колбами и ретортами, тогда как в саду все приходило в запустение. Заметив клубы дыма, выходящие из лаборатории, Эльза нетерпеливо топала маленькой ножкой или безжалостно обрывала цветы на клумбах. А за последние дни Фриц стал показываться еще реже. К тому же, когда она с ним встречалась, он опускал глаза и быстро проходил мимо. Тогда она поднималась наверх — в свою комнату, где можно было вдоволь наплакаться. Иногда в ней просыпалась гордость и она думала: «Ты, дочь почтенного бюргера, — плачешь из-за этого…» Но затем она быстро успокаивала себя: «Что ж? — зато у него голова на плечах! Он делает золото, играет в театре. Ах, когда-нибудь я скажу ему, как я беспокоилась о нем и как люблю его! Но сперва помучаю его — совсем немножко, но чтобы почувствовал! Он заслуживает этого». Она улыбалась сквозь слезы, вытирала лицо и принималась за какую-нибудь работу.
Теперь Эльза думала о вчерашнем вечере, когда сотни людей любовались юношеской красотой ее возлюбленного и сам князь похвалил его! Как тогда стучало ее бедное маленькое сердце! Когда его темные глаза смотрели в ее сторону, она то бледнела, то краснела. «Он любит меня», — читала она в его взоре. А когда она слышала, как зрители, перешептываясь, восхищались бакалавром, и глаза всех женщин и девушек — и даже надменной Кэтхен — были обращены на Фрица, ей хотелось крикнуть на весь зал: «Он принадлежит мне, он любит меня, он — мой!» Теперь, когда отец сообщил ей, что должен уехать, первая ее мысль была: они на целый день останутся одни в доме. Сначала ей было не совсем ясно, на что, собственно, она надеется! Однако с чувством тайной радости выслушала она известие о решении магистра постранствовать по горам. Фриц, думала она, улучит минутку поговорить с ней, и магистр больше не помешает их объяснению… Понемногу Эльза замечталась. Она грезила о бузине в их саду. Под деревом стоит маленькая скамейка. Они сидят на ней и говорят друг другу о своей любви.
Вдруг она вспомнила, что говорил ей отец: Фриц Гедерих по собственному желанию уезжает из города.
Опустив голову, пошла Эльза в свою комнату и грустно посмотрела в окно на голубое небо.
«Что гонит его от нас? Что случилось?»
Она вспомнила о странном поведении Фрица за последние дни.
Почему стал он вдруг таким боязливым и умышленно избегает встречи? Может быть, она чем-либо нечаянно оскорбила его?
Вдруг в ней, — дочери богатого бюргера, патриция, — проснулся демон гордости:
«Что ж — пускай! Не бросаться же мне первой на шею этому искателю приключений!»
Но вот перед ней опять встал образ прекрасного юноши, и ей почудилось, что он
