Бернард Корнуэлл - Честь Шарпа
Но он не был уверен в этом. В женском монастыре, в тысяче футов выше долины, была La Puta Dorada. Ее привез его брат, который предупредил El Matarife, что французы могут искать ее, но инквизитор ничего не сказал ни о каком англичанине. El Matarife мог понять мужчину, ищущего эту женщину. Он видел ее в карете — и даже со спутанными волосами и в слезах она была красива.
— Почему ее отдают монахиням? — спросил он.
Его брат огрызнулся на него.
— Она должна принять постриг, разве ты не понимаешь?! Это должно быть законно! Она должна стать монахиней! Она должна принять постриг, тогда все остальное не имеет значения!
Инквизитор оставил своему брату инструкции, что никого нельзя подпускать близко к женскому монастырю и что если кто-нибудь будет спрашивать о маркизе, он должен отрицать ее присутствие. Она должна быть заточена, забыта и оставлена Христу.
Теперь El Matarife задавался вопросом, приехал ли англичанин в поисках Золотой Шлюхи.
— Как его зовут?
— Вонн. Майор Вонн.
— Он пришел один?
— С ним только мальчишка.
Один из его лейтенантов видел беспокойство на лице El Matarife и пожал плечами:
— Просто убей его. Кто узнает?
— Ты — дурак. И мать твоя лизала задницу. — El Matarife разворошил огонь в очаге острием сабли. В этих высоких долинах было холодно, и огонь в главной комнате таверны давал немного тепла. Он оглянулся на своих людей, которые говорили с англичанином прошлой ночью. — Он ничего не говорил про женщину?
— Нет.
— Вы уверены, что он англичанин? Не француз?
Мужчины пожали плечами.
El Matarife выглянул в окно, наклонившись так, что он мог видеть в вышине край огромного серого утеса, где громоздился женский монастырь Поднебесье. Предполагалось, что присутствие маркизы в этом холодном здании было тайной, хотя El Matarife лучше чем кто-либо другой знал, что нельзя сохранить тайну в сельской местности в Испании. Кто-нибудь да проговорится.
Он мог бы убить англичанина, но это было бы крайней мерой. Англичане были источником золота, пушек и боеприпасов, выгружая их тайно по ночам на северном побережье. El Matarife подозревал, что если англичанин будет убит, то ему могут предъявить счет — в наказание на его людей будут охотиться другие партизаны; и все же, если понадобится, ему придется убить англичанина, хотя он предпочел бы отпустить его, удовлетворив его любопытство и рассеяв его подозрения, чтобы без помех продолжить свою утомительную караульную службу.
— Где этот майор Вонн?
— За двумя мостами отсюда.
— Приведите его сегодня вечером. — Палач посмотрел на одного из своих лейтенантов. — Приведите военнопленных. Мы развлечем нашего англичанина.
— Женщину тоже?
— Особенно ее. — El Matarife улыбнулся. — Если он приехал за женщиной, тогда он ее получит! — Он рассмеялся. Он дурачил французов в течение четырех лет, и теперь он одурачит англичанина. Он приказал принести вина и стал ждать наступления ночи.
***Ночь стремительно укутала тьмой долины ниже женского монастыря Поднебесье. Когда верхушки пиков были все еще озарены красным светом уходящего дня, у таверны, которую El Matarife называл своим штабом, было уже темно. Перед таверной был клочок утоптанной земли, освещенный чадящими факелами. Молчаливые проводники провели Шарпа и Ангела к этому месту.
На землю была брошена цепь. Она лежала там — десять футов ржавых звеньев, и у ее дальнего конца, напуганный и одетый только в рваные брюки, стоял пленный.
Партизан поднял цепь и закрепил петлей один конец на левом запястье пленного. Он затянул узел покрепче, подергал, чтобы удостовериться, что он не развяжется, затем отошел. Он снял с пояса длинный нож и бросил его к ногам пленного.
Один из мужчин, которые привели Шарп в это место, усмехнулся стрелку.
— Француз. Ты увидишь его смерть, англичанин.
Второй человек вышел вперед — неповоротливый человек, который сбросил с плеч плащ. Его появление вызвало аплодисменты наблюдающих партизан. Человек повернулся к Шарпу, и стрелок увидел лицо, которое сначала показалось неестественным — как если бы оно принадлежало полуживотному-получеловеку. Шарп слышал, как его солдаты рассказывают истории про оборотней — днем они люди, а ночью звери, — и этот человек, возможно, был оборотнем. Его щеки так густо заросли бородой, что остался только маленький промежуток между бородой и волосами на голове, из которого два маленьких, хитрых глаза смотрели на Шарпа. Человек улыбнулся:
— Привет, англичанин.
— El Matarife?
— Конечно. Наше дело может подождать?
Шарп пожал плечами. Партизаны наблюдали за ним, усмехаясь. Он понимал, что представление дается в его честь.
El Matarife наклонился, взял свободный конец цепи, и обернул его вокруг левого запястья. Он снял с пояса длинный нож — такой же, как у француза.
— Я сосчитаю пути твоей смерти, свинья.
Француз не понимал слов. Но он понял, что он должен бороться, и он облизал губы, поднял нож и ждал, покуда El Matarife отступал, так что цепь, поднявшись с земли, туго натянулась между ними. El Matarife потянул цепь на себя, вынудив француза шагнуть вперед. Пленный потянул назад, и партизаны засмеялись.
Шарп видел, что многие из партизан, вместо того, чтобы наблюдать странную борьбу, наблюдали за ним. Они проверяли его. Они знали, что англичане обращаются с военнопленными достойно и хотели понять, что за человек Шарп. Дрогнет ли он, видя это представление? Если дрогнет, то потеряет лицо.
El Matarife посмотрел на Шарпа, потом внезапно дернул цепь, остановив пленного. Партизан надвигался, держа нож низко, а француз отчаянно размахивал своим лезвием, и Шарпу показалось, что француз должен был нанести партизану рану, но когда El Matarife отошел, он был невредим. А у пленного была порезана левая рука. Кровь капала с цепи.
— Una, — сказал El Matarife.
— Una, — эхом откликнулись его люди.
Шарп наблюдал. Вожак партизан был быстр. Он был мастером в этом виде борьбы. Шарп сомневался, видел ли он когда-либо человека столь быстрого с ножом. Бородатое лицо улыбалось.
Француз внезапно бросился вперед, скрутив цепь так, чтобы накинуть ее петлей на шею противника.
El Matarife засмеялся, уклонился, и нож ярко блеснул в свете факелов.
— Dos.
Француз качал головой. На лбу выступила кровь.
Цепь раскачивалась между ними. El Matarife сделал еще один шаг назад. Звенья слегка позванивали, цепь натягивалась — на сей раз El Matarife тянул упорно, подтаскивая француза к себе как на буксире. Военнопленный облизывал губы. Он держал нож низко, взгляд был напряженным. Он пытался спланировать ход схватки, и El Matarife был готов позволить ему планировать сколько угодно. В этом виде борьбы Палач был эксперт. Он не боялся ни француза, ни любого человека, который не обучался драться ножом на привязи.
