Марк Спектор - «Глухой» фармацевт
На хуторе Угрюмый вошел в дом лабазника, а через несколько секунд выглянул и пригласил остальных.
Вскоре в тот же дом пришли Горбоносый и банковский работник; а потом и Шульц. Матвей заметил, что вместе с Шульцем был еще кто-то в поддевке, кто сел на завалинке у дома лабазника и закурил.
Пока на хуторе Водопой не: собрались все: известные чекистам заговорщики, вырабатывать конкретный план захвата было трудно. Теперь предстояло действовать быстро и наверняка. По крайней мере, так предполагал Касьяненко.
Когда моряк высказал свой план — окружить дом лабазника, напасть на собравшихся, неожиданно ворваться в дом и захватить всех разом, — у Матвея аж руки зачесались, до того хорошим выглядело предложение начальника оперативной группы. Он с трудом сдержался, чтобы не выразить шумного одобрения плану.
— Постреляем половину… — сказал Горожанин, — это ли нам нужно? Зачем же мы следили за ними? Берегли, можно сказать?
— Берегли, что и говорить, — со вздохом согласился Касьяненко.
— А своих сколько потеряем в перестрелке?! — Нет, так рисковать не годится. Товарищ Касьяненко, брать постараемся тихо.
— Как же это? — не сдержался Матвей.
— Сомневаюсь, чтоб заговорщики вышли после совещания строем, — покосился на Бойченко Валерий Михайлович. — Как приходили, так и станут покидать дом лабазника — по одному. Подходы к дому блокируем. И они сами придут к нам в руки.
— А если осечка? Шум поднимется? — неуверенно сказал Касьяненко.
— Тогда — другое дело.
В темноте, заранее изучив местоположение дома лабазника, Касьяненко расставил прибывших на хутор чекистов и бойцов батальона ЧК и чоновцев.
Кругом было тихо. Даже собаки будто вымерли. Лишь за полночь уже коротко, гулко гаркнул на станции паровоз и смолк, словно сам испугался своего крика.
Днем стояла необычная жара, было душно. Ночью же промозглый воздух над Бугом быстро остудил тепло, и теперь рубаха на Матвее стала волглой. Легкий, почти незаметный ветерок пронизывал, сделалось зябко. Вдруг у станции послышался окрик, потом шум, борьба, вскрик. Касьяненко, стоявший рядом с Матвеем, кинулся на голоса.
Вернулся он не скоро, а, устроившись рядом, долго ругался и шмыгал носом. Бойченко с трудом разобрал, что около станции, на дороге к хутору задержали их дворника Филю.
— У меня же, пацаны, нюх на контру! — никак не мог успокоится моряк. — Я ж эту гадость за полверсты чую. Ведь с первых минут, как харю его увидел, решил: беспримерная контра. От него и пахнет-то не сивухой, а контрреволюцией.
Опять хутор обложила тишина. Звезды начали меркнуть и наконец совсем исчезли. Поплыли волокна предрассветного тумана, который становился густым и плотным.
— Засовещались, гады, — проворчал Касьяненко. — Что они там, за третий поход Антанты байки ведут? Так дальше не пойдет! А ну, хлопцы, давайте скрадем часового.
Костя Решетняк и Матвей, крадучись, подобрались к человеку, который сидел на завалинке. Бушлатом Касьяненко накрыли его и оттащили подальше в сторону. В его поддевку и шапку оделся Костя, пришел к завалинке, уселся около двери в дом, поднял воротник и стал покуривать. Теперь опасаться охраны стало нечего.
Касьяненко и Бойченко устроились совсем рядом с тропкой, ведущей от дома.
Было часа четыре утра, когда скрипнула входная дверь дома и в щель просунулась и скрылась голова хозяина.
— Началось… — не сдержался Касьяненко.
Из двери дома боком вылез человек среднего роста в английском френче. Он двинулся сначала неуверенно, крадучись, но, отойдя шагов на десять, приосанился и твердым военным шагом пошей прямо в засаду чекистов. Он только успел выхватить пистолет, как был сбит с ног. Матвей сразу узнал того командира, который утром пропускал Угрюмого на артсклад. Вслед за ним вышла Гренадер. Она свернула в сторону железнодорожной станции, дорога которой тоже была перекрыта.
Знакомые и незнакомые агенты белых покидали конспиративную квартиру, а главари все еще не появлялись. Никакого шума, свидетельствующего о том, что задержанные оказали сопротивление, не доносилось. И вдруг на крыльцо дома лабазника вышел Горбоносый. Он повертел головой из стороны в сторону, точно вынюхивая кого-то и давая возможность чекистам убедиться, что нос его действительно горбат и обмануться они не могут, потом сунулся в сени, и тотчас оттуда вышел мужчина лет пятидесяти.
— Прошу, Олег Игоревич, — услышал Бойченко.
Он опрашивал впоследствии у Касьяненко, действительно ли эти люди разговаривали, но и командир опергруппы не мог ответить на это ничего определенного. Едва полковник Олег вышел, Горбоносый обогнал его на ступеньках и первым свернул в переулок.
Горбоносый направился в сторону станции и тут же наткнулся на ближайшую засаду. С двух сторон на него набросились сотрудники ЧК, — а на помощь им подоспел боец из батальона ЧОНа. Однако взять Горбоносого оказалось не так-то просто. Он бешено сопротивлялся, ударил ногой в пах сотрудника, вышедшего на него, выстрелил в чоновца, ранил его и кинулся в сторону, продолжая отстреливаться.
К тому времени Касьяненко и Бойченко уже захватили не оказавшего сопротивления полковника Олега, и, оставив его на попечение Горожанина, побежали на выстрелы. Они увидели Горбоносого, петлявшего по улице и спешившего укрыться за толстым стволом акации. Но Бойченко знал, что там, в стороне от центра предполагавшихся событий, находится Валя с фельдшером. Пригибаясь при обстреле, Горбоносый не смотрел в сторону акации, интуитивно двигаясь к ней, как человек, отлично ориентирующийся в сложной обстановке перестрелки. А Валя и не пыталась выглянуть из-за своего убежища. Поздно, очень поздно, как тогда подумалось Матвею, из-за дерева брызнул огонек выстрела, за ним еще и еще. Шага четыре не дошел до акации Горбоносый. Он завалился на бок, но еще пытался стрелять с левой руки, выхватив второй пистолет. Валя выстрелила почти в упор и прикончила его.
Когда к Горбоносому подскочили Касьяненко и Бойченко, Валя вышла из-за своего укрытия. В правой руке она держала браунинг, а ладонью левой закрывала щеку, словно у нее болели зубы. Она по меньшей мере была поражена тем, что после того, как она несколько раз нажала курок, живой человек, бежавший на нее, оказался мертвым. Вдруг Матвей увидел Ваську, он по-пластунски крался к пистолету, который отбросил Горбоносый, и с опаской поглядывал на матроса.
— Это что за кренделя выворачиваешь? — закричал Касьяненко. — Я же тебе сказал домой. Как ты сюда попал? А?
— Я так, товарищ капитан… Может, думал, понадоблюсь.
— Марш домой, — продолжал сердиться Касьяненко, и махнул рукой на Горбоносого; мол, чего добивался, то и получил. Контра она и есть контра.
