Наталья Павлищева - «Злой город»
А к нам прибились местные жители, как когда-то к Евпатию Коловрату. Бородачи знали каждый куст и ложбинку и были очень полезны в организации всяких каверз, это они подсказали скрытые под снегом болота и положенные гати, они толково объясняли, как и куда можно заманить всадников Гуюка.
Татарские кони все так же пугались волчьего воя, но теперь никак не получалось устроить волчий террор. Если на Оке нам с Вятичем удавалось навести волков на татарских лошадей, то здесь это не получалось с первого дня. Мы не сразу поняли в чем дело, объяснил местный житель: ушли лоси, разбежались зайцы, в лесу почти нет живности, потому ушли волки, лисы, рыси, им не на кого охотиться. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что татарам скоро нечего будет жрать, плохо, потому что волки не могли нам помочь. Поразмышляв, я решила, что хорошо, без волков справимся, а голод, как известно, не тетка, быстрее повернут обратно.
Глава 9
Бату-хан со своими кешиктенами остался у Торжка зализывать раны. Снова маленький город оборонялся дольше и упорнее больших, снова потеряли много людей и ничего не взяли, разрушив стены и перебив жителей. Эти урусы брали за свои жизни слишком много ордынских, если так воевать еще год, то можно остаться только с кебтеулами, безо всякого войска вообще. Сначала хана не слишком беспокоили потери, росла добыча и уменьшалось количество претендующих на нее. Бату, правда, предпочел бы, чтоб не один Кюлькан получил удар копьем, а еще и Гуюк с Мунке, но те жизнями не рисковали.
Остальные царевичи повели свои тумены в сторону большого богатого Новгорода. Выговорить это название не мог никто, называли просто «город». Знали, что там богатые купеческие запасы и сам город тоже богат, но у него крепкие стены и сильная дружина, да и горожане оружие в руках держать умеют.
Остановились в урочище, которое урусы звали Игнач Кере-сете. Пришедшие первыми топтались на месте, поджидая остальных, потому что был назначен общий совет.
Царевич Гуюк был зол необычайно, ему досталось брать Переславль на Плещеевом озере, город одолели трудно, а добычи оказалось очень мало, горожане все, что не смогли заранее унести в непролазные для конницы места, сожгли или порубили. Вообще, вот эта готовность жечь и портить свои собственные дома, вещи, даже хлеб, только чтобы не достался врагу, ужасала татар. Многие города просто не стоило брать, когда рушились стены, за ними оказывались женщины и дети, а все стоящее попросту уничтожено. Мужчины прятались в лесах и нападали при любой возможности. Захваченные в первых городах Елисани и Проне-секе пленные отказывались работать на своих хозяев, отказывались лезть на стены. Теперь редко какую деревню удавалось взять неожиданно, Русь привычно снялась с места и ушла в леса, с плачем и стенаниями пустив под нож скотину, которую в лесу нечем кормить. Зато сено сгорало, чтобы не досталось татарским лошадям.
И все равно добыча была очень богатой, в городах много золота, дорогих тканей, мехов, шуб, красивой, хотя и непривычной одежды, много красивых девушек, которым просто некуда оказалось бежать… Но все это ничего не стоило по сравнению с отсутствием кормов, прежде всего для лошадей. Орда хорошо пограбила города, оставшиеся почти без защиты дружин, но каждый из них давался с трудом, время шло, и зима катилась к окончанию даже на этой суровой холодной земле. Что будет, когда все вокруг развезет? Захваченные или подкупленные люди говорили, что весной вода разольется так, что в сторону от дороги и ступить нельзя, потому как болот много.
Что такое болото, уже знал каждый тумен. Во всех даже не туменах, а в тысячах были погибшие в этих проклятых местах. Лед там оказывался некрепким, он проваливался под копытами коней, и воин вместе с лошадью попадал в плен к этой жиже. Вытащить из нее удавалось редко кого, чаще всего лошадь гибла и спасался только всадник, и то если очень повезло и рядом оказывались те, кто мог помочь. Не один раз проваливались сразу несколько человек или те, кто приходил на помощь.
Хорошо хоть урусы почти перестали сопротивляться, небольшие группки сумевших уйти из городов не в счет, их легко отбивали заградительные тысячи. Теперь ордынцы уже не вспоминали с ужасом бессмертного Еупата или эмира Урмана, радуясь, что его голову принесли на копье.
В урочище подтягивались последние тумены, Бату-хан решил не вести туда своих, но прислал брата Орду как своего представителя, словно давал на откуп решение идти вперед на богатый город или вернуться в степи. Хитрый этот Бату, ему досталось богатство Елисани и столицы урусов, а надежда легко взять лежавший впереди богатый торговый город была невелика, небось, подождет, пока урусы ослабеют, и тогда явится наблюдать за окончанием осады. Шакал проклятый! – злился Гуюк, но сам тоже не спешил. Его разведка сообщила, что в урочище собрались уже почти все. Ничего, подождут, пусть поймут, что он, Гуюк, тоже чего-то стоит. Почему глупому Бату можно вообще не приезжать на совет, а он, царевич, должен спешить?
Царевич чувствовал себя плохо, чтобы заглушить злость, он очень много пил, и потому дурнота не проходила неделями, во рту было уже привычно гадко, а правый бок колол так, что не повернуться. Но Гуюк никак не связывал свое дурное самочувствие с пьянством, считая, что это из-за дурной урусской еды и воды, а также из-за чьих-то попыток его отравить. Чьих? Конечно, старается Бату-хан! Гуюк ему мешает, он соперник в монгольском войске, но этот внук Потрясателя Вселенной не может просто убить или отравить двоюродного брата, потому травит постепенно, чтобы сказали, что виновато большое количество выпитого кумыса. Глупец! Гуюк пил кумыс в таких количествах всегда, сколько себя помнил, но никогда раньше бок так не колол. Мутило на следующий день, но не болело же.
Царевича уже не радовали ни красивые девушки, взятые в урусских селениях, ни обильная еда, ни много золота, ни меха… Золото надоело, девушки были непослушными и так и норовили либо укусить, либо расцарапать лицо. Сначала это нравилось, брать силой женщину тоже удовольствие, но потом надоело, хотелось ласки и нежности, а уруски словно бешеные кошки. В меха мигом набралось немыслимое количество вшей и блох, которые страшно досаждали. И почему у урусов этого не было? Все чаще Гуюк сбрасывал красивую шубу из-за того, что тело под ней просто заедали эти противные ползающие твари. Расчесы сплошь покрыли никогда не мытое тело, несмотря на мороз, пришлось надеть китайские шелка, в которых эта гадость не водилась в таких количествах. Но в шелке холодно, он то и дело грелся у очага, что тоже не добавляло настроения.
После второй битвы с урусами Бату разделил войско, считая, что идти всем вместе – просто терять время. Действительно, огромное войско было неповоротливым, к тому же в городах оказывалось слишком мало добычи для многих воинов сразу. В результате деления три рукава пошли каждый своим путем, договорившись встретиться в определенном месте. Гуюк не собирался запоминать, где это, у урусов такие названия, что язык сломаешь, а он надеялся, что язык еще пригодится, Гуюк верил в свое будущее, верил, что не напыщенный Бату, а он сядет на трон Великого хана в Каракоруме, когда отцу придет время уходить к предкам. Но пока приходилось мерзнуть в урусских землях, торопя дни и солнце, которое нескоро растопит эти снега и льды. А еще надеяться на большую добычу в каждом следующем городе.
