Понсон дю Террайль - Смерть дикаря
Оставив люк открытым, Рокамболь увел старуху Фипар к кровати.
Теперь не шуми, — шепнул он, — и будем ждать…
Рокамболь погасил фонарь, и в избушке сделалось темно.
Прошло несколько минут глубокого безмолвия. Цампа ждал, уцепившись за лестницу, а Рокамболь и старуха Фипар молчали и тоже ждали.
Вдруг на улице послышались осторожные шаги, и затем кто-то взялся за ключ, оставленный Рокамболем в дверях.
Это был Вантюр, пришедший за приказаниями Рокамболя.
— Ты здесь, старуха? — спросил он шепотом.
— Здесь, — прошептала Фипар.
Вантюр запер дверь на ключ и, вынув из кармана нож, пошел по комнате.
— Да где же ты? — спросил он еще раз.
— Здесь, сюда, — проговорила Фипар.
Вантюр сделал еще несколько шагов, нога его оступилась, и он с воплями полетел в подвал. Рокамболь быстро закрыл люк, лег на него и стал внимательно прислушиваться к тому, что происходило в погребе.
Он услышал сначала страшные проклятия, а потом плеск воды, которую Вантюр рассекал руками и ногами. Вантюр кричал и ругался, но его крики так слабо долетали до Рокамболя, что он убедился в невозможности услышать их с улицы. Крики эти продолжались всего минут десять, затем все стихло.
«Он, должно быть, нашел лестницу», — подумал Рокамболь, и как бы в подтверждение его слов раздались в то же мгновение пронзительный вопль и шум, как бы от падения чего-то грузного в воду.
Затем все смолкло.
«Цампа убил его наповал, — подумал Рокамболь. — Теперь одним меньше». И он опять стал прислушиваться, но в подвале царствовало мертвое молчание.
Фипар сошла с кровати и подползла к люку.
— Ну, что? — спросила она.
— Он, кажется, кончен. — Ты думаешь?
— Там все затихло.
Через несколько минут после этого из подвала долетел голос Цампы.
— Все кончено! Выпустите меня, — говорил португалец.
— Зажигай фонарь, мамаша, — скомандовал Рокамболь.
Старуха вынула из кармана спички и зажгла огонь. Рокамболь приподнял люк.
— Посмотри-ка сюда, мамаша, — сказал он и, наклонившись, подал фонарь Цампе.
Подвал осветился, и Рокамболь со старухой увидали безжизненное тело Вантюра, плававшее в покрасневшей от крови воде.
— А, а, разбойник! — прошептала опять Фипар. — Как подумаешь только, что он хотел скрутить тебя.
— Фи! — ответил Рокамболь. — Я совершенно не за это отправил его к праотцам, мамаша!
— А за что же, голубчик?
— За то, что ему были известны мои делишки, что меня отчасти стесняло.
Фипар содрогнулась. Она стояла в это время на коленях на самом краю люка и, как бы повинуясь какому-то предчувствию, хотела приподняться, но Рокамболь проворно и ловко положил ей свои руки на плечи и удержал ее на коленях.
— Посмотри же хорошенько, да попристальнее, на своего приятеля, мамаша, — сказал он. — Ведь он теперь мертвый, а, так, что ли?
— Кажется.
Фипар проговорила это слово с содроганием и опять хотела встать.
— Да погоди же, поговори со мной! — попросил Рокамболь притворно-ласковым голосом, обвивая своими руками морщинистую шею старухи.
— Признайся, мамаша, — продолжал он шутливым тоном, — что судьба благоприятствовала тебе, когда тебя вытащили из воды в ту ночь, а?
И при этом Рокамболь сдавил горло старухи.
— Ах! Что ты делаешь? — прохрипела она.
— Молчи! Дай мне сказать.
— Да ведь ты душишь меня!
— Что за беда, — ответил он хладнокровно. — Я могу уверить тебя, что теперь в этом подвале нет лодочников, которые бы могли вытащить тебя в этот раз.
Рокамболь сдавил шею старухи, которая даже не сопротивлялась, и крикнул Цампе:
— Принимай! Да окуни ее хорошенько, пусть она отведает и пресной водицы.
И при этом он бросил старуху в подвал. На этот раз Фипар была уже мертва, и холодная вода не привела ее в чувство.
— Надо приучаться, — прошептал Рокамболь, смотря на тело своей приемной матери, плававшее рядом с трупом Вантюра.
Цампа по-прежнему сидел на лестнице с фонарем в руках.
— Ну! Теперь все кончено, — сказал ему Рокамболь. — Можете пожаловать сюда, господин управитель.
Цампа обрадовался и начал подниматься по лестнице. Вскоре он показался до половины из люка и, чтобы выбраться оттуда поскорее, поставил фонарь на край, а сам схватился обеими руками за лестницу. Рокамболь стоял сзади него. Цампа, занятый мыслью, как бы ловчее вылезти из люка, услыхал вдруг голос Рокамболя, говоривший ему насмешливо:
— Да вы, верно, все набитые дураки!
И вслед за этими словами в спину Цампы вонзился кинжал. Он вскрикнул, выпустил из рук лестницу и покатился в подвал, поглотивший уже два трупа.
Рокамболь спокойно вытащил лестницу и закрыл люк.
— Не знаю, умер ли ты, — проговорил он. — Во всяком случае, если ты даже и не погиб от моего кинжала, то все-таки утонешь: лестницы ведь тут больше нет, чтобы ты мог схватиться за нее и спастись.
Рокамболь произнес вполне спокойно этот спич и, задув фонарь, осторожно вышел из избушки.
Ночь была мрачная. Шел холодный дождь, и квартал тряпичников был совершенно безлюден. Рокамболь не встретил ни души.
Рокамболь пришел пешком в Париж. Там, на Сюренской улице, переменив свой костюм, сел в экипаж, ждавший его у ворот, и приказал кучеру везти себя домой.
Но, проезжая мимо своего клуба, он увидел в его окнах свет и велел кучеру остановиться.
— Я довольно поработал эти дни, — подумал он, — и потому могу отдохнуть теперь хоть немного.
И этот негодяй, только что совершивший тройное убийство, поднялся по лестнице и, напевая какую-то арию, вошел в игральный зал. Печальные лица присутствовавших в нем невольно поразили его.
— А, вот и Шамери, — заметил кто-то. Рокамболь, улыбаясь, подошел к игорному столу, на котором лежали золото, банковские билеты и карты.
— Что это вы притихли? — спросил он.
— Оттого, что узнали сейчас печальную новость.
— Чего же такое?
— Герцог де Шато-Мальи умер.
— Вы шутите!
— Нисколько. Он умер от карбункула.
— От карбункула? Полно шутить! Это лошадиная болезнь.
— Это совершенно верно.
— Но ведь это просто невозможно! Нелепо!
— И все-таки это правда. Мнимый маркиз пожал плечами.
— У него заболела лошадь, —заметил кто-то. — Герцог имел неосторожность ласкать эту несчастную лошадь.
— И умер?
— Да.
— Когда же?
— Сегодня вечером, часа три назад.
И маркизу рассказали тогда все то, что он знал лучше других.
Вскоре после этого он возвратился домой, где его ожидал приятный сюрприз — письмо от Концепчьоны. Оно заключалось в следующем:
«Друг мой! Сердце мое трепещет от радости! Спешите скорее в замок Го-Па. Очень возможно, что вы возвратитесь оттуда с маркизой де Шамери…»
