Жизнь на гранях миров - Елена Черкашина
– Ты что это делаешь? – удивляется Игорь и останавливается возле жены.
Та стоит перед зеркалом и как-то слишком уж углублённо изучает своё лицо. Утреннее солнце пронизывает чистую комнату их дома, наполняя светом воздух и запутываясь лучами в тонком ажуре занавесей.
Света смеётся, отводит взгляд:
– Смотрю, насколько помолодела, – и добавляет без улыбки: – Серьёзно! Всю ночь работали, у меня чуть ноги не подкосились, а на лице – ни грамма усталости. И чувствую себя так, будто спала долго-долго. Как это происходит?
– Не знаю – не знаю. Феномен, – он достал свежую рубашку из шкафа, одевается, а сам думает: «Она устала. Так не годится. Нужно её отправлять домой пораньше».
Света опять прилипла к зеркалу:
– Как они снимают усталость? Возвращают силы?
Игорь становится сзади и смотрит на цветущее личико жены:
– Они – это кто?
– Те, кто нас охраняет, проводит через врата.
– Врата миров? – он улыбается: она поэтична!
– Да, через хрупкие, незримые врата небесных миров.
– А почему ты решила, что это одни и те же создания? Те, кто проводит, и те, кто охраняет.
– Мне так кажется. Чувствую.
Он на миг задумывается: «они» вполне могут быть одними и теми же. Но тогда… Следующая мысль заставляет его слегка поёжиться. В таком случае «они» неизбежно присутствуют в их жизни каждую минуту, каждый миг. Здесь, сейчас, в этой комнате, пронизанной тёплым утренним светом. И там, наверху, холодными длинными ночами. Таинственные спутники их жизни. Мы не видим их, но они видят нас, иначе им было бы неведомо, что Света упала на дно ущелья и замерзает в снегу, и что в скалах, у Игоря за спиной, прячется убийца…
«Сказать? Или нет? Лучше промолчу». Но она сама поднимает голову и, глядя ему прямо в лицо, говорит:
– Но тогда это значит, что они – здесь?
Он кивает, задумчиво поправляя манжеты рубашки:
– Значит, так.
– И смотрят на нас?
– Не обязательно, – он вдруг чувствует, будто нечто подсказывает ему, что именно нужно сказать: то, что развеет её страхи и наиболее приближено к правде. – Если они высокоорганизованны, им не нужно находиться здесь каждую минуту, пристально наблюдая за нами. Они просто чувствуют, когда мы в опасности, и приходят на помощь.
– Перемещаются быстро?
– Очень быстро. Как мысль.
– Или как свет.
– Возможно. Мы ничего не знаем об их природе.
Света смотрит загадочно, в глазах – мечтательность. Но она стесняется сказать то, о чём думает с таким чудным выражением лица. Игорь догадывается – и смеётся:
– Да, твои любимые ангелы.
Она поправляет воротничок его рубашки:
– Если это ангелы, то я спокойна за своего мужа.
Игорь уже не смеётся, голос его ласков и серьёзен:
– А я спокоен за свою жену.
Они уезжают, в комнате остается лёгкий запах духов, мужского одеколона и невесомая тень того, кто с улыбкой слушал весь разговор.
– Молодец, хорошо нарисовал, – Игорь всмотрелся в огромную, во весь рост, фигуру человека, которую Нисан изобразил углём на стене палаты. – Теперь я расскажу тебе, что у него внутри.
– Мальчики, у вас урок? – заглянула Светлана.
– Лекция по анатомии.
– А я могу послушать?
Нисан улыбнулся. Игорь осторожно отломил кусок угля и прочертил длинную вертикальную полосу:
– Это позвоночный столб. Опора для туловища, органов и тканей, поддерживает голову, состоит из тридцати четырёх позвонков. Расположен ближе к спине, его легко прощупать. Света, позови кого-нибудь из худых раненых, мы его используем как наглядное пособие.
– Сейчас.
Через минуту ведёт тощенького юношу, его раздевают до пояса и тщательно изучают. Нисан внимателен, запоминает всё с ходу, но присутствие жены врача смущает его, и Игорь, бросив на него пристальный взгляд, показывает Свете: «Уйди!»
Лекция занимает всего час: достаточно для первого раза.
– А теперь расскажи, что ты понял.
Игорь стирает свои рисунки и наблюдает за тем, как Нисан по памяти наносит на фигуру человека органы и кости. Он почти не ошибается, и Игорь доволен: не ожидал в юном помощнике такой сообразительности.
– Прекрасно. А теперь – домашнее задание.
Врач бросает на стол сырую, плохо выделанную шкуру, переворачивает мехом вниз и делает несколько быстрых разрезов ножом.
– Зашивай!
– Что?
– Накладывай швы! Видел, как это делает Шалиян? Тебе придётся заниматься этим всю жизнь. А потому не торопись, шей спокойно, плотно стягивая края. Не рви слишком сильно: раненому будет больно. И лучше тебе сразу представить, что это – живой человек.
– Он хороший ученик? – тихо спрашивает Света, когда Игорь возвращается в маленькую приёмную.
– Неплохой. Но ты нам больше не мешай. Юноше двадцать лет, и он не на меня смотрит, а на тебя.
Она улыбается:
– Не буду.
Вечерний обход в госпитале – то же, что утренний в обыкновенной больнице. Всё так же, но у сестёр в руках нет историй болезней, им приходится запоминать назначения, а потому Игорь несколько раз повторяет:
– Цефазолин, внутримышечно, один раз в день.
Нужно бы два раза, но лекарств немного, их нужно беречь: война только началась, и раненые будут прибывать с каждым днём.
– Противостолбнячную сыворотку всем ввели?
Делать уколы имеют право только Светлана и Шалиян, остальные сёстры – перевязки, обмывания, наводят чистоту в палатах. Воины одеты в тонкие рубашки, везде очень тепло, лампы не чадят: наполнены лучшим маслом. Пока всё идёт нормально, но один солдат сдаёт: ему не помогают ни антибиотики, ни препараты, способствующие восстановлению крови. Колотое ранение в живот; операция прошла успешно, но о каком успехе может идти речь, если его два часа несли до гарнизона на самодельных носилках, а затем ещё два он ждал прихода врача? Организм не борется: нет сил, и Игорь, склонившись, даже без яркого света видит, как посерело, будто отступило вдаль худое лицо и как резко обозначились скулы. Хирург прикасается к животу: так и есть, твёрдый как камень. Сестра тихо рассказывает:
– У него лихорадка, озноб, мы три раза бельё меняли.
Сепсис! Самый страшный враг хирургии. Этому парню нужны дополнительные антибиотики, нужна операция с активным дренированием, но перед этим необходимо сделать тщательный бактериологический анализ. Игорь мог бы попробовать пронести кровь, но это займёт время, а у юноши его нет. Да и не выдержит он вторую операцию. На земле ему можно было бы помочь, но не здесь.
– Морфин внутривенно, три раза
