Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 14

С другой стороны, радуясь возможности досадить ненавистному Солсгрейсу, сэр Джефри предвкушал также удовольствие восстановить в законных правах доктора Даммерера, своего старого друга и товарища по бранным подвигам и забавам, и снова водворить его в уютном и удобном домике приходского священника. Он с торжествующим видом уведомил жену о содержании пакета, и тогда она поняла таинственное место в письме майора Бриджнорта об убранном светильнике и о сгущении мрака в стране. Она объяснила ото сэру Джефри и постаралась внушить ему, что теперь для примирения с соседом достаточно лишь выполнить полученное предписание спокойно, деликатно и без торопливости, всячески щадя чувства Солсгрейса и его паствы. Это, по словам леди Певерил, не нанесет никакого ущерба доктору Даммереру, а напротив, может даже привлечь к его учению многих прихожан, которые в случае поспешного изгнания любимого проповедника могли бы навсегда отпасть от истинной веры.

Совет этот был равно мудрым и терпимым, и в другое время у сэра Джефри достало бы благоразумия ему последовать. Но кто может действовать спокойно и хладнокровно в минуту торжества? Отрешение преподобного Солсгрейса совершено было столь скоропалительно, что весьма походило на гонение, хотя суть дела заключалась всего лишь в том, что его предшественник был восстановлен в своих законных правах. Сам Солсгрейс, казалось, изо всех сил старался выставить напоказ свои страдания. Он держался до последней минуты и в то самое воскресенье, когда получил предупреждение об отставке, сделал попытку, как всегда, взойти на кафедру в сопровождении стряпчего майора Бриджнорта, по прозвищу Победоносный, и еще нескольких ревностных последователей.

В ту самую минуту, когда они входили в церковные ворота, через другие ворота на церковный двор торжественно вступила процессия, состоявшая из Певерила Пика, сэра Джаспера Крэнборна и других знатных кавалеров, во главе которых шествовал в полном облачении доктор Даммерер.

Чтобы предотвратить стычку в церкви, причетникам велено было воспрепятствовать дальнейшему продвижению пресвитерианского пастора, в чем они и преуспели, не нанеся ущерба никому, кроме пресвитерианского стряпчего из Честерфилда, которому проломил голову пьяница Роджер Рейн, содержатель таверны «Герб Певерилов».

Не смирясь духом, хотя и вынужденный уступить превосходящей силе, отважный Солсгрейс удалился в свой дои, который под каким-то «законным» предлогом, измышленным мистером Победоносным (в тот день прозвище это оказалось весьма неподходящим), решил самолично оборонять. Он запер на засов ворота, закрыл ставнями окна и, по слухам (впрочем, ложным), приготовил огнестрельное оружие, дабы оказать сопротивление причетникам. За сим последовал страшный шум и крик, узнав о коих, на поле битвы прибыл сам сэр Джефри с несколькими вооруженными спутниками; он взломал ворота и двери и, добравшись до кабинета пресвитерианского пастора, обнаружил там гарнизон, состоящий всего лишь из него самого и стряпчего; последние покинули дом, ропща на учиненное над ними насилие.

К этому времени в деревне уже зашевелилась чернь, и сэр Джефри, побуждаемый как благоразумием, так и добротою, почел своим долгом ради безопасности обоих пленников (ибо их можно было так назвать) проводить их, несмотря на шум и волнение, до аллеи, ведущей в Моултрэсси-Холл, куда они пожелали отправиться.

Между тем отсутствие сэра Джефри вызвало некоторые беспорядки, которые достойный баронет, будь он на месте, без сомнения сумел бы предотвратить. Ревностные причетники и их подручные изорвали и разбросали некоторые принадлежащие пастору книги, как подстрекающие к мятежу и измене. Немалая толика пасторского эля была выпита за здоровье короля и Певерила Пика. Наконец ребятишки, имевшие зуб на бывшего пастора за то, что он деспотически запрещал им играть в кегли, в мяч и прочие игры, и, кроме того, помнившие его немилосердно длинные проповеди, напялили его женевский плащ и шарф, а также шляпу с остроконечной тульей на чучело, торжественно пронесли оное по деревне, после чего сожгли на том самом месте, где прежде возвышался величественный майский шест, который Солсгрейс срубил своею собственной преподобной десницею.

Сэр Джефри, чрезвычайно всем этим раздосадованный, послал к его преподобию Солсгрейсу с предложением возместить ему убытки, на что кальвинистский священнослужитель ответил:

— Я не приму от тебя ничего — даже нитки от башмачного шнурка, и да падет на твою голову стыд дел твоих!

Все осуждали сэра Джефри за неприличную строгость и поспешность его действий, и молва по обыкновению разукрасила действительные события множеством фантастических измышлений.

Ходили слухи, будто отчаянный кавалер Певерил Пик с отрядом вооруженных людей напал на собрание пресвитериан, занятых мирным богослужением; что многих он убил, а еще большее число тяжело ранил, после чего загнал пастора в его дом, который потом сжег дотла. Некоторые даже утверждали, что священник погиб в огне; согласно же более утешительным слухам, он соорудил перед окном из своего плаща, шляпы а шарфа подобие человеческой фигуры, чтобы все подумали, будто он все еще не может выбраться из горящего дома, сам же выскочил в заднюю дверь и спасся бегством. И хотя мало кто верил, что наш благородный кавалер способен на столь неслыханные жестокости, все же возведенная на пего клевета имела весьма серьезные последствия, в чем читатель и убедится из дальнейших глав нашего повествования.

Глава IX

Б о с с у с. Это вызов, сэр,

не так ли?

Д в о р я н и н. Просто приглашение

помериться силами.

Насильственно изгнанный из своего прихода, преподобный Солсгрейс пробыл еще дня два в Моултрэсси-Холле, и его мрачность, естественная в том положении, в каком он оказался, заставила хозяина этого дома погрузиться в еще более глубокое уныние. По утрам отрешенный от должности священник посещал некоторых соседей, которым нравилась его служба в те дни, когда он процветал, и чья благодарность теперь давала ему утешение и поддержку. Он не требовал соболезнований, хотя лишился удобств и достатка и был низведен до положения простолюдина после того, как имел все основания полагать, что не будет уж более подвержен подобным превратностям судьбы. Благочестие его преподобия Солсгрейса было искренним, и, несмотря на неприязнь к другим сектам, порожденную полемическими схватками и взлелеянную гражданской войной, он отличался высоким чувством долга, которое часто облагораживает пылкую веру, и так мало дорожил своей жизнью, что готов был пожертвовать ею в доказательство справедливости своего учения. Однако ему вскоре предстояло оставить округу, которую он почитал вертоградом, вверенным ему всевышним; он должен был передать свою паству волкам, расстаться со своими единоверцами, подвергнуть новообращенных опасности снова впасть в ложное учение, покинуть колеблющихся, коих его неусыпные заботы могли бы направить на путь истинный. Все эти уже сами по себе достаточные причины скорби, без сомнения, усугублялись естественными чувствами, которые при разлуке с местами, бывшими излюбленным приютом их одиноких раздумий или дружеских бесед, испытывают все люди, а в особенности те, кто по личным склонностям или в силу обстоятельств ограничил свою жизнь и деятельность узкими рамками.