Альберто Васкес-Фигероа - Икар
Тринадцать тысяч километров по воздуху, не считая того, что придется вести поиски или по ходу дела менять маршрут! И правда, слишком уж большое расстояние, когда размышляешь об этом, видя перед собой хрупкого «Цыганского клеща», внутренности которого сейчас были разложены на полу ангара.
Примерно так должна была думать Вирджиния Эйнджел в тот день, когда она вошла в ангар и остановилась перед голым скелетом из дерева и металла, который, судя по виду, не смог бы продвинуться вперед и на метр, если только его не толкать вчетвером.
— Ты и правда думаешь, что эта штука продержится в воздухе больше ста часов? — поинтересовалась она. — Что она перенесет ветры в тех горах или проливные дожди в джунглях? Действительно считаешь, что мне следует сидеть здесь и молиться каждую минуту, чтобы этот драндулет продолжал работать?
— Он же для этого и предназначен.
— Нет! — сказала жена с явным вызовом. — Этот самолет был предназначен, чтобы учить людей летному делу в спокойных небесах Европы, и должен был регулярно проходить тщательный техосмотр в специальных мастерских, получающих запчасти с завода-изготовителя. Разве не так?
Ответа не последовало, поэтому она подошла ближе и положила руку на решетку радиатора, лежавшего на деревянной скамье.
— Что ты будешь делать, когда самолет начнет барахлить посреди Великой Саванны? — спросила она. — Ждать, что тебе пришлют из Лондона другой, или попытаешься приземлиться на вершине своей чертовой горы, даже зная о том, что у тебя может расплавиться двигатель?
— Пока мне всегда удавалось справляться с подобными затруднениями, — невозмутимо изрек ее муж. — Как-никак это моя работа.
Женщина, похудевшая за последние две недели на шесть килограммов, что явно было перебором для и без того худощавого создания, села рядом с радиатором и покачала головой.
— Ты ошибаешься! — проговорила она. — На самом деле твоя работа — разбиваться снова и снова, пока окончательно не сломаешь себе шею. Твоя настоящая работа — это самоубийство, хуже ее нет, потому что это настоящее оскорбление Господа. — Она обвиняюще ткнула пальцем в Дика Карри, который, опустив голову, молча смазывал колесную ось: — А теперь твоя работа — угробить еще и этого кретина, а ведь он мог бы встретить другую женщину, которая бы чуть меньше шлялась, обзавестись детьми и дожить до старости.
На этот раз она тоже не получила ответа: оба приятеля, казалось, отдавали должное ее правоте, однако вовсе не собирались отказываться от своего намерения.
Вирджиния Эйнджел подождала-подождала, потом, по-видимому поняв, что раз нет никакой возможности вступить в дискуссию, значит, нет и шансов одержать хоть какую-то победу, с усталым видом поднялась и направилась к выходу. Она выглядела крайне подавленной, как человек, осознавший, что потерпел поражение и десять лет жизни потрачены впустую.
— Ладно! — сказала она уже на пороге огромной двери. — Я поеду к сестре. Если ты вернешься через два месяца, богатым ли, бедным — не имеет значения, я буду считать эту историю твоей последней безумной выходкой. — Она прочертила указательным пальцем крест на груди со стороны сердца. — Однако, если через два месяца ты не вернешься, клянусь детьми, которые, надеюсь, когда-то у меня будут и которых ты так и не захотел со мной зачать, я подам на развод.
Она вышла. Лишь спустя несколько минут Дик Карри решился поднять голову и невозмутимо произнес:
— Она вроде бы говорит серьезно.
— Очень серьезно.
— Ну и?…
— Придется поторопиться.
— Думаешь, нам удастся уложиться в два месяца?
— Кто его знает…
— А сколько этих чертовых тепуев — или как там они называются — может находиться к югу от Ориноко и к востоку от Карони?
— Тоже без понятия.
— А ты сможешь узнать тот, который нам нужен, с воздуха или же придется садиться на каждый?
— Откуда я знаю? — Король Неба начал терять терпение. — В тот день он был покрыт облаками, очертания едва просматривались, а сельва там, внизу, была всего лишь зеленым пятном. — Он пожал плечами. — МакКрэкен пытался меня запутать, заставляя все время кружить, и, надо сказать, это ему удалось. — Он тяжело вздохнул, словно признавая свое бессилие. — Может, узнаю, а может, и нет.
— Обалдеть! Вот это и называется «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что».
— Еще не поздно отказаться, — заметил его друг без тени укора в голосе. — Легче будет лететь с меньшим весом, к тому же я обязательно поделюсь с тобой добычей… — Он кивнул в сторону самолета. — Если бы не твои деньги, я бы еще несколько лет не смог бы предпринять попытку.
Товарищ, казалось, был готов испепелить его взглядом.
— И лишиться возможности запустить руки в эту дыру и достать пригоршни алмазов? — сказал он. — Даже не мечтай! Я влез в это дело не ради того, чтобы разбогатеть. Я влез потому, что всякий раз, когда ты мне рассказывал, как ты приземлился на эту чертову гору и как этот тип вышел из тумана, неся сокровища, меня пробирала дрожь и переполняла черная зависть.
— Вирджиния права… ты чокнутый.
— Разве тебе эта история не кажется чудесной?
— Еще какой!
Они вновь принялись за работу, и спустя три дня Джимми Эйнджел решил, что пора отравляться в путь. Он и не подозревал, что это путешествие откроет перед ним узкие — не протиснуться — двери в бессмертие.
Никто не пришел их проводить и не помахал вслед белым платочком, не пожелал счастливого пути и удачи, когда колеса самолета оторвались от земли Колорадо.
Да ведь никому, за исключением Вирджинии Эйнджел, которая была уже далеко, было неведомо, зачем и в какое богом забытое место они летят.
Говоря по правде, если подумать, целью их путешествия была вовсе не Венесуэльская Гвиана. На самом деле они летели в страну мечты и фантазии — эту далекую и неопределенную страну, куда любой человек мечтает однажды добраться хотя бы на борту такого хрупкого аппарата, как «Джипси Моз», выпущенного в 1927 году.
И вот тут, практически с самого начала, обнаружилось одно весьма тревожное обстоятельство: Дику Карри совершенно не понравилось летать на самолете.
Можно объяснить это чем угодно — головокружением, страхом летать, боязнью высоты или укачиванием, — только с той минуты, как он увидел людей размером с муравьев, он закрыл глаза, сжал кулаки и положился на Создателя. Единственное, что Тот сделал ради него, так это надоумил беднягу блевать с подветренной стороны, чтобы не добавлять к своим неисчислимым страданиям еще и зловоние.
Первый этап путешествия, к счастью, прошел спокойно, с короткими остановками на отдых в Амарильо и Абилене и конечной — в Сан-Антонио-де-Техас, куда бывший автогонщик прибыл, что называется, совсем разбитым.
