Николай Паниев - На грани жизни и смерти
Леопольд хотел возразить, что Бланше, наоборот, советует ехать не в Крым, а в Петроград, но промолчал. Какое ему дело, что думает этот француз Симон Жюстен, скучающий от безделья! Ну его! К черту всех этих Бланше и Симонов! Какое ему дело до французов! Все, все они ему осточертели. Надо решиться на последний шанс. Этим шансом, конечно же, был Крым.
* * *Жорж Бланше и Сюзан готовились к свадьбе. Они решили, что свадьба будет скромной, пригласят только самых близких друзей, в том числе супругов Грининых, повеселятся, вспомнят незабываемые дни в России, помечтают...
А пока Жорж и Сюзан отправились в магазин для новобрачных: нужно было купить кое-какие вещи. Сюзан все еще хромала, ходила с палочкой.
У Жоржа было веселое настроение, которое передалось и Сюзан. Им обоим понравилась скромная на вид, улыбчивая продавщица, которая любезно вручила подвенечное платье.
— А еще один заказ, мадемуазель? — напомнил ей Жорж.
Продавщица показала коробку, в которой лежали два алых банта.
— Месье социалист? — спросила продавщица.
— Коммунист, — ответил Бланше, прикладывая бант к лацкану пиджака.
— А мадемуазель? — заинтересовалась продавщица.
— Тоже. И дети наши, мадемуазель, будут коммунистами, — убежденно сказал Бланше.
— Месье, а за это платят? — спросила молоденькая продавщица, с осторожностью приоткрывавшая для себя завесу в новый, неведомый ей мир.
— Да. Платят. Пулей, — ответил Бланше, показывая глазами на ногу Сюзан. — Чаще всего метят в самое сердце. Вот сюда. — И он ткнул пальцем себе в грудь.
— Зачем же тогда люди становятся коммунистами, месье? — удивилась продавщица.
— Если когда-нибудь вам случится побывать в России, мадемуазель, вы получите ответ на свой вопрос.
— Русских здесь много. Я видела, как танцует русская балерина Гринина. Прелесть. У нее лицо мадонны, в глазах грусть, — сказала продавщица.
— Вернется в Россию, и грусть исчезнет, — заметила Сюзан.
— Ой, каким непонятным стал этот мир! — сокрушалась продавщица, вручая молодоженам большой пакет. — Будьте счастливы! Я знаю только, что люди бывают хорошие, бывают плохие. А остальное не понимаю.
— Ясно, — улыбнулся Бланше. — Когда все начинают правильно понимать, получается революция. Как в России.
В магазин вошел человек, который назвался Леопольду Жюстеном Симоном. Он делал вид, будто разглядывает свадебные наряды на манекенах.
— Веселой свадьбы вам и счастья! — пожелала продавщица молодоженам.
Жорж и Сюзан вышли, помахав руками милой, простодушной девушке.
Жюстен Симон хмуро спросил у продавщицы:
— Эти счастливчики, конечно, не забыли заказать красные банты?
— Да, месье, они... так пожелали. Свадьба, а они решили красные банты...
— Пошлите по их адресу и пару черных бантов... на свадьбу. — Жюстен бросил на прилавок несколько скомканных ассигнаций и листочек с адресом.
Странный незнакомец ушел, а продавщице от слов незнакомца и этих брошенных денег стало жутко. Она быстро переоделась, на улице остановила свободное такси...
— Прошу вас, месье, поспешите, — попросила девушка шофера. — Вот по этому адресу. — Она протянула листочек, который оставил странный человек, так напугавший ее своими словами.
Жорж и Сюзан, выйдя из такси, подходили к калитке небольшого дома. Вдруг из проезжающего мимо автомобиля раздался выстрел. Подъехавшая на другой машине продавщица издалека увидела, как вздрогнул, словно от удара, Жорж Бланше, как он упал... Ее охватил ужас. Продавщица быстро вышла из такси, подбежала к лежащему на тротуаре Бланше. Сюзан в растерянности склонилась над ним. Бланше медленно открыл глаза и, увидев лицо девушки-продавщицы, сказал, словно продолжая начатый в магазине разговор:
— В самое сердце. Так платят коммунистам...
* * *Леопольд вышел из дома и по привычке на углу купил газету. Сразу бросилось в глаза сообщение об убийстве Жоржа Бланше. Леопольд от удивления принялся нервно поглаживать подбородок... Интересно, знает ли об этом Жюстен, который, как он говорил, живет на той же улице, что и Гринины? По расчетам Леопольда, Жюстен Симон должен был проживать в одном из коттеджей в конце улицы. Увидев пожилого дворника, подметавшего улицу, Леопольд спросил у него:
— Простите, здесь живет месье Жюстен Симон?
— Нет, месье, такой тут не проживает.
— Может, в другом, соседнем, доме?
— Месье, я на этой улице родился, вырос и отсюда меня унесут... в общем, туда, куда уносят всех, но никакого Жюстена Симона здесь не было и нет. Возможно, вы ошиблись, месье?
Леопольд не ответил. Он медленно побрел по улице. Неужели между тем подозрительным французом и убийством есть прямая связь? А если это так, то и он, Леопольд, виноват... И все же надо еще проверить. Леопольд отправился в ресторан «Медведь». Ему сразу же попался на глаза официант, подававший вчера водку. Леопольд спросил:
— Вчера мы сидели с месье... Жюстеном Симоном. Помните? Изрядно выпили. Вы знаете этого господина?
Официант равнодушно, отсутствующим взглядом посмотрел на русского эмигранта, пожал плечами и отошел, ничего не ответив. Леопольд стоял в полнейшей растерянности, не зная, что делать, как быть. Поведение официанта его возмутило, захотелось подойти и дать пощечину этому ничтожеству... Кто-то сильно толкнул его в бок — это был толстенный мужчина, который шел напролом, толкая, отшвыривая всех, кто стоял на его пути... Леопольд не успел прореагировать. Что делать? Может, броситься вдогонку и дать пощечину этому толстому нахалу? Вдруг у самого его уха кто-то злым голосом произнес:
— Не путайтесь под ногами!
Леопольд увидел спину быстро удаляющегося официанта — того самого, что вчера обслуживал его, а сегодня вел себя так нагло. Эти два коротких эпизода в «Медведе» были столь унизительными, так сильно расстроили Леопольда, что он, пошатываясь как пьяный, вышел из ресторана и медленно побрел по улице... «Что произошло? — думал он. — Почему такое отношение?»
Он был вполне прилично одет, держался с достоинством. В «Медведе» его знали. Почему же его так демонстративно презирают, так игнорируют? Страшная догадка заставила его вздрогнуть. Деньги! У него не было денег! И официант, должно быть, знал это, Да, да, вот уже несколько дней он вынужден ограничиваться лишь рюмкой водки и скудной закуской. От его глаз не укрылось, что рядом за столиком едят икру, пьют шампанское, заказывают дорогие блюда. А он... О, этот официант — дока, он видит, словно через микроскоп, содержимое твоих карманов и точно определяет, есть ли у тебя счет в банке. Он, этот негодяй-официант, сразу учуял, что долговязый, скучающий русский эмигрант заходит в «Медведь» по привычке, но что он... Да, он банкрот, он неплатежеспособен в этом чужом городе... Он чужак, он не прижился в Париже.
