Вадим Сухачевский - Ахилл
Нет, не взяли мы ее тогда!.. Но победа была полная, сокрушительная для троянцев!
Пока они не опомнились, Ахилл, чтобы закрепить эту победу, приказал спешно принести колья и возвести новый частокол, уже здесь, почти перед самыми стенами Трои, и сюда же передвинуть наш лагерь. Теперь завоеванная нами территория простиралась почти до самых троянских стен, всего какие-нибудь три стадии уже отделяли нас от осажденного города.
Быстро соорудив частокол, мы начали переносить тела наших павших и складывать для них костры.
Велики были наши потери! Но особенно велики они были у мирмидонцев — вступало их в бой пятьдесят, и всего лишь двадцать вышло из боя. Но не рыдали они по своим павшим, — таковы уж они, эти мирмидонцы; и по лицам их было видно, что, если надо, они по первому приказанию своего Ахилла хоть сейчас же без колебаний двинулись бы в бой.
Наши костры уже заполыхали, но перед новым частоколом в несметном числе оставались тела троянцев. Ахилл, не дожидаясь приказа Агамемнона, повелел и их переносить за частокол и складывать новые костры, теперь уже для них.
Агамемнон попытался было воспротивиться. Он желал оставить эти тела на съедение диким псам, уже завывавшим поодаль.
Впервые никто из наших воинов не подчинился верховному царю. Троянцы своим мужеством доказали, что заслуживают воинских почестей.
— Почтенные, — обратился Клеон к слепцам, — вы сами, я знаю, когда-то были воинами. Как там у нас в таких случаях говорят?
Песнь была ему ответом:
Славя героев своих, павших
в сраженье с врагами,
Если глумимся над прахом погибших врагов, —
Павших своих замараем навеки бесславьем:
Только шакалы и трусы
храбрость чужую не чтят! —
на два голоса пропели они.
— Да! — сказал Клеон. — Если и не ответили так своему царю наши воины, то думали все, будь уверен, именно так.
Заполыхали новые костры — теперь уже обращавшие в пепел тела троянцев. И, летя по ветру, смешивался их пепел с пеплом наших воинов. Ибо и данайцы, и троянцы, и даже дикие кентавры — все в конце концов обращаются в одно и то же, всех нас когда-то уравнивает смерть и погребальный огонь...
Говорят, звезды — это на самом деле далекие костры, которые Нюкта, богиня Ночи, зажигает по нашим павшим. Если так — то много, много новых звезд должно было зажечься на небе в ту ночь. Ибо десятки огромных костров обращали в пепел тела тысячи наших воинов. А поодаль сложили такие же костры для павших троянцев, и было таких костров более двухсот.
— Ты хотел, чтобы нынче отправилось к Аиду две тысячи троянцев, — сказал Ахилл подошедшему к нему Агамемнону. — Ты видишь — их больше, чем две тысячи. Значит, исполнил я свое слово.
— О, да, это свое слово ты исполнил, — вынужден был признать царь.
— И с Гектором я дрался, как ты хотел. Ты видел — он не мог подняться, его унесли, и нескоро он еще встанет на ноги. Надеюсь, ты не станешь возражать, что и это слово мною исполнено?
— Да, мой мальчик, — признал Агамемнон, — ты дрался отлично и отделал его вправду на славу. Правда, ты мог бы сегодня вовсе прикончить его или хотя бы не помешать сделать это моему брату Менелаю...
Ну-ну-ну! Не горячись, я помню, помню наш уговор! Я просто выражаю свое сожаление, но ты — ты поступил в точности, как мы уговаривались, это я подтверждаю. Как видишь, нет никакого коварства с моей стороны. Готов подтвердить перед всеслышащими богами: и то, и другое слово ты в точности сдержал!
Однако я понимаю, к чему ты клонишь. Теперь ты, вероятно, хочешь наконец-таки заполучить свою... эту... не то рабыню, не то жрицу, — уже и не помню, как ее зовут... Что ж, мы непременно об этом поговорим, обещаю тебе...
— Поговорим?! — вскричал Ахилл. — Разве мы еще не обо всем договорились?!
— Спокойнее, спокойнее, мой мальчик! — отозвался царь. — Ну конечно же, обо всем. Но ведь был, если ты помнишь, еще один уговор: насчет нашего с тобой друга Патрокла. Вот вернется корабль, посланный за ним, — уж тогда...
И в этот самый миг с берега донеслись возгласы мирмидонцев:
— Патрокл! Плывет Патрокл! К нам плывет Патрокл!
ВЕЧЕР
Откуда берутся звезды. — Вероломство Агамемнона. — Послы. — Полцарства, брошенные в море. — Упреки богам.
— ...Боги! Какой вечер, какой, однако же, вечер! — прервавшись, воскликнул Клеон. — Встанем же со своих клин, Профоенор, выйдем из грота, насладимся сполна этим вечером, который даровали нам боги!
Они вышли. Слепцы тоже выбрели из грота следом за ними. Клеон крикнул:
— Фамария, позови рабов, пусть они вынесут наши клины, мы будем лежать здесь, любуясь этим восхитительным вечером!
На зов рабыни поспешно прибежали четыре раба-нубийца и вынесли тяжелые клины из грота.
Когда хозяин и гость снова возлегли на них, Клеон проговорил:
— А воздух! Какой воздух, Профоенор!.. — Казалось, он пьет этот воздух, как пьют самое изысканное вино. — Все-таки, я думаю, мой милый Профоенор, — продолжал он, — что мудрые боги не зря изнуряют нас полуденной жарой. Они желают, чтобы мы, уже изнуренные, ощутили каждой порой своего тела, что есть истинная благость для смертного. А истинная благость — такие вот вечера!
Может, и вечер нашей жизни, именуемый старостью, — та единственная благость, к которой подводят нас мудрые боги, прежде испытывая нас беспамятным детством (а о чем ему, детству, и помнить-то?), глупой юностью (ибо юность всегда глупа!), удалой (и столь же глупой, сколь детство) молодостью, затем — так называемой "зрелостью", когда мы глупы, вовсе не подозревая о том, сколь глупы?..
...Смотри, Профоенор: звезды еще лишь обозначились крохотными проблесками на сером небе! Стало быть, Нюкта-Ночь уже готовит свои погребальные костры. И, значит, полыхать в них скоро телам тех, кто покуда еще жив и не подозревает, что очень скоро обратится в тлен...
Давайте, почтенные старцы! Песнь в честь Нюкты-Ночи, великой богини, коя озаряет небо нашими отгоревшими жизнями!..
Гимн Нюкте, богине, почтенные старцы! — обратился он к слепцам. — Воздайте ей песнь, которую она заслуживает!
Ответом был удар по струнам и возлившаяся песнь:
Нюкта, богиня, чьи звезды даруют нам память!
Память о тех, кто уже никогда не вернется!
Вашей юдоли земной
Славу и смерть предпочли вы!
И потому для героев
Нюкта слагает костры!
— Да! Да-да!.. — вздохнул Клеон.
